Джабраил Алиев - Люди с красными глазами. Роман

В низменности воды очень мало. Особенно тяжело крестьянам. Хочу также заметить, что без помощи центра вряд ли управимся. У нас просьба к вам: не могли бы доложить обо всем этом товарищу Ленину.

Сталин по привычке провел неторопливо рукой по усам и тоже снял шинель. Потом окинув внимательным взглядом каждого члена ревкома, спросил как – бы сразу обращаясь ко всем:

– А сколько денег потребуется на постройку канала. Как вы думаете? Хотя бы может быть примерно. Кто – нибудь, подсчитывал?

Ответил заведующий земельным отделом Мирзабек Ахундов.

– Думаю не менее 500 тысяч рублей. А может и больше. Также должен сказать, что остро нуждаемся в стройматериалах и шанцевом инструменте.

Сталин усмехнулся:

– Это понятно. Ну а народ. Как он настроен? Ведь, наверное, есть и колеблющиеся, которые не особенно пока верят в нашу советскую власть. Так или нет?

– Да такие люди, возможно, есть, – вступил в разговор писатель и член ревкома Саид Габиев. Но в целом народ поддерживает нас. Верит в будущие успехи новой власти.

– Это именно так, – кивнул Алибек Тахо – Годи. Старая власть не смогла дать на низменности крестьянам воды в достаточной степени. И канала они так и не смогли построить. Поэтому народ настроен решительно. Желают взять, что называется свою судьбу в свои руки.

Наступила пауза.

Сталин поднялся из – за стола. Он, придвинул аккуратно на место стул и мягкими буквально кошачьими шагами прошелся взад и вперед по дощатой скрипучей сцене. Было заметно, что он о чем-то напряженно думает. Спустя некоторое время он достал из нагрудного кармана френча коробку папирос и неторопливо закурил.

Остановившись, посредине сцены вдруг быстро повернулся в сторону присутствующих и сказал:

– Вы товарищ Коркмасов, наверное, и возглавите это дело. Я так это понимаю. Когда приеду в Москву, конечно, доложу обо всем Ленину. А сейчас нам надо самим хотя бы примерно разработать план постройки этого канала. Потому что без воды действительно нелегко.

Коркмасов кивнул:

– Да, вопрос воды для республики это можно сказать вопрос жизни и смерти. Нам очень важно, что на это скажет Владимир Ильич. Еще два года назад крестьяне объявляли новой власти об этой проблеме. Но тогда решить ее было невозможно, так как шла война. И надо было в первую очередь победить врага.

– Это верно, – согласился Иосиф Виссарионович. Советская республика воевала не только с внутренними врагами, но и с открытой интервенцией других государств. И нам было тяжело. Враги наивно думали, что смогут задушить советскую власть, но ошиблись. Когда за оружие берется народ, то его не победить.

Сталин умолк и снова стал прохаживаться взад и вперед.

– Да, – ответствовал Коркмасов. Думаю, что и сейчас одержим нашу уже трудовую победу.

– Развернем широкую агитацию, – горячо добавил Саид Габиев.

– Есть молодые талантливые поэты Загид Гаджиев и Багаутдин Астемиров, – продолжил Гамид Далгат. Они всей душой преданы новой власти. Кого хочешь, сагитируют.

– Отличные ребята, – поддержал Тахо – Годи. Оба воевали против деникинцев. Теперь своими патриотическими стихами призывают народ к новой жизни.

– Это хорошо, – Сталин зажег спичку и прикурил потухшую папиросу.

Глубоко затянулся и продолжил:

– Вместе конечно любую работу выполним. Но должен предупредить, что впереди трудностей будет немало. Могут даже совершаться диверсии. Контрреволюционной сволочи, этот канал будет, словно кость в горле. Они рассчитывают, что мы долго не продержимся. Как же! И тут вдруг такой успех.

Сталин замолчал и вновь выразительно оглядел присутствующих, как – бы пытаясь еще раз удостовериться в том, что члены Дагревкома с честью выполнят поставленные перед ними задачи.

– Так и будет, – твердо заявил Коркмасов, как бы прочитав мысли Иосифа Виссарионовича.

Остальные члены ревкома одобрительно закивали головами.

Аликбер Шуртаев поднялся утром очень рано.

Супруга еще спала. Ее густые светлые волосы беспорядочно разметались по подушке. Красивое, белое лицо жены выражало, казалось во сне печать некоторой задумчивости.

«Может что-то тревожное сниться, – подумал он».

Хотел было даже разбудить ее, но в последний момент не стал, так как решил, что жена должно быть сильно устает на работе и поэтому ей необходимо выспаться.

Аликбер знал свою Прасковью два года. Познакомились они, когда он боевой красный командир со своим отрядом совершил в 1919 году дерзкий налет на село Гремучее, недалеко от Кизляра, где хозяйничали бичераховцы.

Тогда один из солдат спрятался в подвале дома Прасковьи. Девушка со своей матерью испуганно жались к стенке. Они боялись одинаково и белых и красных. Солдат отчаянно кричал, что перестреляет всех, кто сунется к нему. Аликбер как мог, успокоил девушку и ее мать и приказал солдату немедленно сдаваться. Но тот был неумолим:

– Идите к чертям. У меня много патронов…

Аликбер вплотную подошел к дверце подвала, на всякий случай, держа в правой руке маузер, и жестко объяснил:

– Если выйдешь с поднятыми руками, то останешься жить. Ну а если нет, то застрелим, как последнюю сволочь.

Наступила тишина. Солдат молчал, так как вероятно, размышлял, стоит ему сдаваться или нет. Потом раздался глухой голос.

– Только без обмана?

– Слово командира…

Громко щелкнула щеколда, дверца откинулась.

Сначала показались руки поднятые верх, потом голова в помятой солдатской фуражке с треснутым козырьком. Вид у солдата был несколько растерянный.

Слово свое Аликбер, сдержал. Солдата отправили в тыл. А Прасковью и ее мать он перевез в станицу Шелковскую к своей сестре.

К сожалению, мать девушки умерла через несколько месяцев от полученных потрясений. А спустя время Аликбер, сделал предложение Прасковье.

– Выходи за меня. Может это и некстати, но я полюбил тебя.

Она была удивлена:

– Но ведь ты воюешь…

– Ну и что. Будешь женой командира.

Прасковья пожала плечами.

– Не знаю.

Он уверенно заглянул ей в глаза:

– Но вот и договорились.

Однако долго продолжить службу в Красной армии ему не довелось.

Однажды на подступах к Петровску Аликбер, получил серьезное ранение в ногу.

В госпитале после излечения вынесли неутешительный вердикт: к строевой не годен.

– У меня с ногой все в порядке, – пытался уверить главного врача Аликбер (хотя это было не так). Но врач Косицын Владимир Владимирович был неумолим.

– Нельзя, никак нельзя молодой человек. Вам двадцать семь, а мне скоро шестьдесят. Вы военный, а я врач, поэтому я лучше знаю. Приходите через год, тогда может и переосвидетельствуем.

Аликбер досадливо махнул рукой. И через два дня пошел к председателю городского исполнительного комитета Захару Мелкопяну: попросил его помочь с работой.