Коллектив авторов - Антология короткого рассказа

Хороводы юбок, женщины в телах мужчин, Шанхай в баре, в бедре – грезилось мне, на деле же снилось. Когда я проснулась наконец, голова была тяжёлая от схем, но я улыбалась и свешивала с балкона ноги. На небе цвёл миндаль, распускались почки, розово-белые цветки сыпались градом. Я сидела на балконе запечатанная в шаль. После видела мага – он стоял на дороге с чёрным посохом и менял местами предметы. Я увидела сходство духа; мы уходили вниз по косточке, начиная с верхних чакр. Воодушевлённая переливами оттенков от багрового, бирюзового до тёмно-тёмно-малахитового, я не оставляла его, но предвкушала очертание чёрта. Синим вечером, в переулке, на моих руках проступила кровь. И тогда я оставила мага в том переднем кармане, где храню книги, которые вот-вот выкину, сразу после поездки в горы. И вдруг я снова проснулась – передо мной остывала фиалковая вода, в которой плавал полумесяц; я сидела на гряде горы и прозревала сквозь космос дух. Слева рос чертополох и пахло жжёной травой. Внизу по серпантину двигался мужчина (будто бы близкий мне); он строил баррикады для зверей, хотя сам дико боялся ос. Этот мужчина, оставшийся в моей памяти, был смуглым и с белым сердцем-истиной-головой. Я не помню, что мы делали вместе, мы спускались и поднимались на гору в предвкушении удачи. В Новой Зеландии он стал моим мужем – в белой рубахе, у него были коричневые пальцы и шершавый язык. Мы рисовали на плоскости срезанного дерева набросок одного воспоминания, и я обнаружила себя за столом. Мы остановились – я вышла из среза и шла до самого моря, мы с мужем смотрели на неё – меня, и тогда я проснулась в Непале. Я купила слоников, чтобы привезти их друзьям, а к вечеру меня ожидала группа учеников. Помню, как зажигала свечи и вечером в тропических лесах говорила деревьям странные слова. Ночью ходила в ту харчевню, где меня каждый раз ожидала мать. Отбрасывая предметы от удивления пробуждения, я снова курила и потому знала, что ещё сплю.

В очередном видении я снова отрывала яблоки, и одно оказалось коричневым, карамельным, трупным, и тогда я увидела этого человека. Он присылал мне скелетов и исчез после первой встречи. Мы никогда не встречались, но я написала про него роман с сюжетом о Боге. Он выходил из моей подушки и шёл вдоль дороги по тёмному канату. «Никогда не знала таких дорог», – подумала я, сжимая в руке этот странный сон. После него я поехала в горы. Купила мандарин, взяла чернила – это было похоже на жизнь. В горсти горы я встретила огрызок огня, который сиял будто во мне самой. После этого дня я долго жила на горе недалеко от заброшенной китайской деревни. У меня не было детей, я сочиняла стихи, а вечерами мы медитировали с мужем перед раскрытым зевом космоса. После одной медитации я вымыла тело, надела серую тунику и медленно – ленто – легла в могилу, и тогда поняла, что это не сон.

«Уважаемые отдыхающие, не заплывайте за буи. Это опасно для жизни. Приятного вам отдыха» – вежливо говорит рупор. Он, правда, пока не говорит, ещё рано, но они уже ждут. «Уважаемые отдыхающие» – это в том числе и они. А они, увы, заплывают. Который раз заплывают. Они который год отдыхают вместе. У них общие дети и жилплощадь. Давно. Они спят в общей постели, но под разными одеялами. И редко – под одним. Давно. Они практически не разговаривают. То ли не о чем, то ли незачем, то ли нечем. Уже лет шесть.

Они, конечно, делают вид, что общаются, говорят друг другу пустые порожние слова, как правило, в присутствии детей, родителей и знакомых. Только знакомых всё меньше и появляются они всё реже. Сидят с внуками. Только дети выросли и живут один в Калининграде, другая на Камчатке. Только покойные родители – те и эти – лежат на кладбище.

Вода с утра тихая, ласковая и прозрачная. Они идут к ней по песку, уклоняясь от резвых, резких, голенастых, расставляющих лежаки мальчиков, мимо мальчиков, мерно подметающих ночную морскую прибойную траву. Они расходятся по разным росистым ещё раздевалкам, хотя легко бы могли обойтись и одной. Потом они расстилают их общую подстилку и ищут в песке равновеликие прижимные камни-голыши. Два он, два она. Потом они садятся и смотрят на воду. Смотрят в море. Потом недолго предварительно купаются. Потом вытираются общим полотенцем. Потом ложатся рядом и читают. Она – Улицкую, он – Кастанеду. Тени укорачиваются, песок накаляется, и вот тут-то им и говорят металлическим голосом: «Уважаемые отдыхающие, не заплывайте за буи. Это опасно для жизни. Приятного вам отдыха».

Они расслабляются, растягиваются, потягиваются и стараются отдохнуть как можно приятней. Но какое уж там! Со скрежетом поднимаются рольставни палаток, хрипит оптимистическая жизнеутверждающая музыка, коробейники-зазывалы призывают покупать пахлаву, мидии, крабов, креветки… Эфир заполняется шансоном, а урны – мусором. Надуваются резиновые тобоганы и катамараны, спускаются на воду плавсредства. Этсетера, этсетера.

Тем временем и между тем пляж плотно насыщается биомассой. Она прибывает по воде и посуху, маршрутками и пешком. Она старая и молодая, свежая и дряблая, загорелая и бледная, жирная и жилистая, красивая и нет, в меру и не в меру обнажённая. Она потребляет съестное, выпивает жидкое, всасывает солнечную энергию, отмокает во влаге, связывается по мобильной связи. Вступает в связи. А они смотрят.

Когда солнце начинает припекать и всерьёз жечь, они в тени тентов едят пиццу с пивом в «Море», в «Япона матери» или в «Ам-Баре». Благо, пиццы везде одинаковы. Он ест острую «Сицилиано», она – классику. Он думает, что она думает: «Ну как ты это ешь?» Но она молчит. Молчит и он. А пиво общее, «Черниговское светлое». Ему – 0,5, ей – 0,33. В стекле.

По ходу приёма пищи он смотрит на противосидящую девочку в почти невидимом купальнике, в увесистом золотом кресте поверх драконовой татуировки и в пирсинге на пупе. Он пытается представить, что у неё там в голове. Какая такая каша. Она же разглядывает рельефные группы грудных мышц, бицепсы и трицепсы на бронзовом мальчике с оранжевыми стоячими волосами. Но рассматривают просто так, с одним праздным незаинтересованным любопытством. С одним на двоих.

Однако пицца – не жизнь. Не вся ещё жизнь. Пиццей не проживёшь Пицца кончается. И они возвращаются на свою подстилку. Теперь они вместе загорают спинами. Он – своей костистой. Она – своей, ну своей. Красивой. Ещё извилистой. Изредка желанной. А так-то – ну что. Спина и спина. И он собирается подремать. Но тут приходит четвёртый «Юпитер», а это – время большого заплыва. И они плывут.

Они плывут медленно и мерно. Плывут бок о бок. Экономным пешеходным брассом. Держась лбом против тугой крутой волны. Их обкладывают матом мальчики со скутеров. Но – неважно. Они смотрят – он влево, она вправо. Она на Любимовку, он на Толстяк. «Уважаемые отдыхающие…» – говорят им с берега. Дальнейшее уносит ветер. Да ну вас! И они плывут, как в детстве, в пионерлагере. Море становится плотнее, суровее и гуще. Он представляет себя жуком-водомеркой, ползущим по грани толщи. Перебирающим тощими лапками рук. А внизу – бездна. Она – отщепленной щепкой. Носимой волей воздушной и водной свободных стихий.

Читать дальше