Коллектив авторов - Антология короткого рассказа

Я сразу же оглох.

Мы выпрыгнули из грузовиков.

Я тоже попытался.

Я упал.

Я попытался встать.

Живот был разорван.

Ноги отнялись.

Мне было больно.

Всё было слишком быстро.

Хорошо только, что живот.

Меня хотя бы опознают.

Когда солдаты увидели перед собой город, никто не мог вспомнить, как он называется. К счастью, в штабе была карта.

Командиры посмотрели на неё и определили важные позиции.

На эти позиции поставили пушки и ракеты.

На этих позициях солдаты вырыли себе окопы.

Среди этих позиций замерли танки.

Никто не знал, что произойдёт дальше.

Командиры сказали, что город скоро сдастся.

Нужно лишь отправить туда десяток танков.

Танки, урча, двинулись в путь.

В городе они встретили женщин и детей.

И нескольких стариков.

Танкисты удивились.

Никто из них не понял, где прячется враг.

Командиры сказали, что нужно провести зачистку.

В город отправились пехотинцы.

Они увидели детей и женщин.

И пару стариков.

По радио им приказали стрелять.

Они не поняли, в кого.

Жители города смотрели на них с любопытством.

Никто не выстрелил.

Командиры сказали, что это измена.

Но наказание отложили.

Был отдан приказ артиллеристам:

Стрелять по южным кварталам.

Артиллеристы не видели ни женщин, ни стариков.

Они не заметили детей.

Их снаряды стёрли в прах двадцать домов.

Никто там не выжил.

Командиры сказали, что нужно проверить, повержен ли враг.

В бой храбро отправились танки с пехотой.

Их встретили женщины с причитаниями и старики с проклятиями.

Дети кидали в них камни.

Из одного дома даже выстрелили.

Ранили командира.

Войска вынужденно отступили.

Теперь никто не сомневался, что в городе враг.

Командиры сказали, что штурм нужно хорошо подготовить.

Артиллеристы пять дней стреляли по городу, пока не кончились снаряды.

Потом подвезли ещё, и они продолжили.

Треть города была разрушена.

Треть – уничтожена.

Треть выстояла, превратившись в руины.

Неба не было видно из-за чёрного дыма.

Никто не сомневался, что победа близка.

Командиры сказали, что остался последний бой.

Вперёд пошли пехота и танки.

Они не встретили никого, кроме матерей, плачущих над детьми.

Один пехотинец сказал, что это неправильно.

Он крикнул, что так нельзя.

Что в городе никогда не было врага.

Командиры сказали, что он сумасшедший.

Пехотинец крикнул товарищам, что нужно стрелять в командиров.

Он орал, что они – свиньи, дерьмо и убийцы детей.

Его поставили возле обгоревшей стены.

Командиры сказали, что он – предатель.

Никто не осмелился возразить.

Никто не посмел промахнуться.

Через неделю пришли наградные листы.

Взятие города – большой успех, написал генерал.

Вами гордится отчизна – передал на словах президент.

Все были рады.

Командиры получили ордена, солдаты – медали.

Никто не остался без награды.

Пятый март войны был таким же грязным и утомительным, как третий.

Первый и второй март тоже не баловали погодой, но энтузиазм и готовность умереть за Родину (ушедшая в историю под натиском усталости третьего марта) скрашивали сидение в сырых окопах.

Четвёртый март был солнечным и сухим; воюющие стороны так обрадовались, что провели пару наступательных и оборонительных операций, оставив на полях сражений тысячи обожжённых и растерзанных тел.

Бои за эти тела длились, пока не пришёл пятый март.

Пятый март войны оказался для неё последним.

Все устали.

На заводах было некому работать.

Поля было некому засевать.

Гражданские не могли больше прятаться по подвалам.

Солдаты пустили в ход почти все боеприпасы.

Генералы пали духом.

Кончился запал у пропагандистов и агитаторов.

Политики, вздохнув, сели договариваться.

Пока они говорили, пятый март войны согревал снег, превращая мёрзлую землю в еле тёплую кашу.

В этой каше застревали танки.

В этой каше оставались пушки.

В этой каше пропадали мины и снаряды, изредка посылаемые противниками.

В этой каше разлагались погибшие от пуль и бомбежёк.

Эта каша съедала войну, не выплёвывая костей.

В середине марта, когда сил совсем не осталось, политики вышли к фотографам и, улыбнувшись, обняли друг друга.

Наступил мир.

Журналисты, вчера бывшие апологетами войны, бросились писать похвалы миру.

Вести о мире полетели к передовым позициям.

Услышав о мире, солдат вытащил последний магазин из автомата.

Он попрощался с товарищами и собрался домой.

Командир сказал ему, что он – дезертир.

Солдат ответил, что его ждут дома.

Командир заметил, что всех ждут дома.

Солдат кивнул.

Командир вздохнул и махнул рукой.

Солдат пошёл домой.

Он шёл по раскисшей дороге.

Снаряды и март превратили её в выгребную яму.

Он с трудом переставлял ноги.

Не от усталости, хотя за пять лет войны он очень устал.

Просто мартовская каша из глины, грязи и трупов мешала свободно ходить.

Но он шёл и смотрел по сторонам.

Небо было серым.

Деревья, пережившие огонь сражений, были чёрными.

Трава ещё не начала пробиваться наружу.

В воздухе висела тяжёлая тишина.

Но солдату было хорошо.

Он соскучился по миру.

Он дышал миром.

Ему нравились облака, скрывшие солнце.

Ему казалось, что на тёмных ветвях появляется новая жизнь.

Ему чудилось, что вдалеке, у горизонта растут цветы.

Ему слышалось щебетание птиц.

Он был счастлив миру.

Его застрелили в спину.

Хватило короткой очереди.

Разведчики противника сэкономили патроны.

Патронов в последнее время не хватало.

Они стояли над солдатом, разглядывая его улыбку и сбитые сапоги.

Они забрали его вещи и автомат.

Они сбросили его тело в придорожную яму.

Они двинулись дальше.

Они ещё не слышали о том, что наступил мир.

Пятый март войны и первый март мира всасывали тело солдата в грязь.

Он улыбался.

Мир наступил.

Когда война ушла, горожане взялись за уничтожение её следов. Они разбирали завалы, строили стены, чинили трубы, хоронили тела. Уже через год от войны осталось лишь одно напоминание – сгоревший вражеский танк на городской площади.

Чёрное пятно ржавчины. Мёртвая машина смерти.

Солнечным летним днём около танка остановился мужчина. Во время войны он был далеко; вернувшись, он знакомился с городом заново.