Владимир Сенчихин - Уголовных дел мастер

– Это диорит. Можете не беспокоиться, не развалится. Ласточкино гнездо послужило началом моей коллекции, – пояснил Василий. – Когда начал собирать фотографии замка, чтобы нарисовать рабочие чертежи, то выяснилось, что его обычно снимают с моря, в этом случае получаются наиболее красивые и эффектные виды. Пришлось купить «Смену», самому заняться фотографией. Израсходовал больше десятка пленок, чтобы получить изображения Гнезда с разных точек. Моя настырность вызвала подозрение у милиции, которая, решила, что я собираюсь разнести на куски памятник истории. Насилу убедил, что я не диверсант. Самое интересное, что через год начальник Алупкинской милиции, находясь в командировке в Джанкое, вспомнил обо мне и заглянул в Северокрымск. К тому времени, кроме Ласточкина гнезда, я построил макеты двух вилл, расположенных в Симеизе. Вот этих, – кивнул в сторону причудливых зданий Василий. – Они называются «Мечта» и «Ксения», входят в комплекс зданий противотуберкулезного санатория «Красный маяк». Когда я в Симеизе лечился, часто захаживал в гости к знакомым, которые в нем отдыхали. Туда ежегодно из Средней Азии привозят молодых девушек. Вы что-нибудь слышали про дефолианты, которыми обрабатывают хлопок, чтобы он листву сбрасывал? Так его гораздо удобнее комбайнами собирать. После машин на поля загоняют девушек, которые подбирают то, что не смогла собрать техника. Беда, что дефолианты бьют по легким. Все девушки, попадающие в «Красный маяк», имеют начальную стадию туберкулеза. Их легкие на рентгеновских снимках выглядят так, будто изображение затянуто дымкой. Девушки лечатся в санатории сорок пять дней, уезжают домой совершенно здоровыми. Вот что значит целительный климат южного берега.

– Майору дворцы понравились?

– Он глазам своим не поверил. Долго ходил кругами, языком восхищенно цокал. Поинтересовался, зачем мне это нужно. Сейчас я к подобным вопросам отношусь спокойно, привык, знаете ли, к людской глупости. А тогда удивился, в свою очередь спросил, нравятся ли майору железобетонные многоэтажки, которые у нас возводят повсеместно. Он хмыкнул. Я ему привел в пример Симеиз, в котором, начиная с тысяча девятисотого года, все участки продавались с условием, что будущий хозяин построит виллу, не похожую на другие. В результате прошло семьдесят лет, те же «Ксения» и «Мечта», например, до сих пор глаз радуют, а уродливые нынешние коробки, во-первых, вряд ли так долго простоят, а во-вторых, их рано или поздно снесут, чтобы освободить место для новой генеральной линии.

Майор смотрел на меня скептически, видимо, решил, что у меня сдвиг по фазе. Во всяком случае, мне не помешали построить четвертый дворец – Воронцовский, оригинал которого стоит в Алупке.

Василий указал рукой на темно-серое изящное здание, напоминающее средневековый замок.

– Граф Воронцов его строил двадцать три года, угробил кучу денег. Самое удивительное, что материалом для строительства послужил местный диабаз, который намного крепче гранита. Обрабатывали его вручную примитивными инструментами. Попробуйте нынешнему камнерезу предложить поработать с этим камнем, он с вас три шкуры сдерет за такой каприз. А вот этот дворец – Ливадийский – для меня пятый по счету, в мире он приобрел известность после Ялтинской конференции тысяча девятьсот сорок пятого года. Это была летняя резиденция Николая Второго, но царь пользовался дворцом всего пять лет, после чего пролетариат выслал его на Урал, где он вместе с домочадцами и сложил свою голову.

Василий неожиданно умолк, потом продолжил рассказ.

– Был у меня еще храм Василия Блаженного, который на Красной площади стоит, я на него два года угрохал, но органам он не понравился, пришлось снести.

– Чем же он им не угодил?

– Трудно сказать. Приехала «Волга», вышли два чиновника пасмурного вида, изъявили непреодолимое желание взглянуть на плоды моего творчества. Внимательно осмотрели дворцы, поковыряли ботинками Блаженного, переглянулись, сказали, что он лишний. Спрашивать, чем этот храм угрожает советской власти, было бесполезно. У нас ведь куча самых дурацких запретов. Если вы хоть раз летали на самолете, наверняка знаете, что фотографировать в воздухе категорически запрещено, вдруг какой-нибудь секретный объект через иллюминатор снимете и врагам продадите. И никто не задумывается, что, во-первых, все самолеты гражданской авиации летают по коридорам, которые специально проложены таким образом, чтобы важные объекты в стороне оставались, а во-вторых, снимки обычной оптикой с высоты десять тысяч метров интересны только идиотам, которые благодаря чрезвычайно развитому воображению могут разглядеть на них нечто занятное. Я в Москве побывал, ездил на экскурсию на Останкинскую телебашню. Так там тоже фотографировать категорически запрещено. Между тем современная техника позволяет фотографировать из космоса любые объекты, включая номерные знаки автомобилей. Получается, что мы, прежде всего, сами себе не доверяем. Вот я по глазам вашим вижу, слушаете меня, а в голове вопрос вертится: кто же могильник бомбанул, не я ли?

Ворсин, застигнутый врасплох, слегка покраснел, не сразу нашелся с ответом. Необычное увлечение Василия ему понравилось, хотя выглядело своеобычно. В другое время Сергей с удовольствием послушал бы собеседника, но сегодня, когда ему поручили расследовать первое в его жизни дело, тратить драгоценные часы на посторонние разговоры было как-то зазорно.

– Врать вы еще не научились, это хорошо. В отличие от Пермяковой. Распрекрасно знает, кто вскрыл гробницу, но прикидывается валенком. Даю благой совет, не лезьте в это дело, за ним серьезные фигуры торчат.

– Хотя бы подскажите, с чего начать.

– Воля ваша, я вас предупредил. Есть такой верткий малый, Ленчиком зовут. Живет на улице Объездной. Он сравнительно молод, двадцать семь стукнуло, но на кражах поднаторел изрядно. Его уже трижды судили, но каждый раз условным наказанием отделывался. Неделю назад к нему приезжали какие-то ребята на машине с севастопольскими номерами. А Севастополь, чтобы вы знали, славится тем, что там живут самые профессиональные гробокопатели, нумизматы и коллекционеры старины. Скорее всего, кто-то из них и заказал этот могильник. Поскольку Ленчик за последние дни никуда из Северокрымска не выбирался, вещицы из склепа где-нибудь дома хранит.

Поблагодарив Василия, Ворсин отправился к Осипову, который подсказал, как быстро оформить санкцию на обыск, выделил парочку дюжих милиционеров. После того, как они перевернули вверх дном жилище Ленчика, Сергей понял, что оконфузился. Не увенчался успехом и обыск сарая. Ленчик перекидывался с милиционерами шутками, судя по наглой самоуверенной улыбке, приезжего молодого опера в грош не ставил. Ленчик то и дело, как породистая лошадь, встряхивал голову, демонстрируя длинные волнистые волосы, выкрашенные в шоколадный цвет, шумно вздыхал и разводил руками. Но когда Ворсин приказал милиционерам проверить сад, слегка потускнел. Пока стражи правопорядка безуспешно пытались найти следы свежевскопанной земли, Ленчик со скучающим видом посматривал в их сторону, напрягся, когда они поравнялись с деревянной будкой туалета. Сергей неторопливо приблизился к нехитрому сооружению, ощущая затылком настороженный взгляд Ленчика. Обычный деревенский нужник с дверью, закрывающейся деревянной вертушкой, внутри выглядел заурядно. Ворсин хотел закрыть дверь, но его внимание привлек новехонький гвоздь, вбитый в двух сантиметрах от «очка». Преодолевая отвращение, Сергей присел на корточки, заглянул в яму. Леска! Один конец привязан к гвоздю, а другой скрывается в миазмах. Ворсин, перебирая руками, начал осторожно поднимать леску, над поверхностью показался большой полиэтиленовый пакет, с которого капала желтая жижа.