Андрей Грицман - Голоса ветра

И это, увы, не индивидуальное свойство личности, это положение вещей мира, где падение манхэттенских небоскребов и показ мандалы далай-ламы в Катманду находятся в одном измерении. Борьба с современностью бессмысленна, вопрос лишь в том, как ты распорядишься потоком информации, летящим на тебя вместе с ветром, какую тональность выберешь, не позволив душе расколоться на тысячи частиц и душ, как это, видимо, предполагается преобладающим образом жизни, а найдешь в себе силы выбрать одну-единственную. Индивидуализм не предполагает существования и развития личности, это – лишь набор детерминированных типов поведения, при котором шаг в сторону обречен на неприятие, а скорее всего – на равнодушие. Грицману этот раскол было преодолеть сложнее, чем многим. В одном из исповедальных очерков он пишет: «Мне пришлось долго ждать своего голоса. Но я дождался – и начал говорить «стихи» со своей собственной интонацией, и по-русски, и по-английски. Было внутреннее ощущение, что я получил право голоса, и голос мой загрубел, «сел», и «сломался» в процессе коренного перелома, переселения и потери всего, что было домом…». В какой-то степени, я (и наши друзья по Нью-Йорку: Владимир Гандельсман, Владимир Друк, Ирина Машинская, Лиля Панн, Марина Адамович) были свидетелями становлениями этого голоса, происходящего на фоне стремительных (со стороны – непредсказуемых) переломах личной жизни, именуемых в приложении к биографии поэта – судьбой. По существу, гул, который транслировал поэт последнее десятилетие, с этой судьбой перекликался. И друзьям, думаю, нетрудно будет вычислить происхождение той или иной строчки в его стихах, другое дело, что общее ощущение от текстов (их можно даже не перечитывать) в какой-то момент кристаллизовалось, сложившись в ясную, целостную картину. Вчерашний добряк-медведь, изо всех сил старающийся не задеть плечом стеллажи фарфора в посудной лавке, наконец, нашел свое место под солнцем – он просто вышел из нелепого посудного магазина, именуемого «литературным процессом» и встал посреди площади на ветру. Оказалось, что это его положение позволяет не обращать внимания на кажущуюся небрежность рифмовки, произвольность ритмических сбоев, неточность формулировок, фонетическое несовершенство, влияние англосаксоники, отсутствие принадлежности к какой-то определенной традиции и школе, случайность образов и неразгадываемость метафор, переборы с объемом, строчные длинноты, интонационные незакругленности, исповедальные крайности, абстрактный гуманитарный подтекст, увлечение списками, зачарованность многообразием форм жизни и предметов, без явного предпочтения чего-то конкретного… Удивительно, что то, что и называется отсутствием стиля, в случае Грицмана этим стилем и стало. Причем сработало не привычное правило под названием «гни свою линию», не расчет на внушаемость аудитории, а именно ставка на ветер, на одну из главных стихий этого мира, которая есть не только шевеление воздуха, но и сам дух. А разговор духа всегда сложен, если не витиеват (есть надежда, что избежать эффекта «испорченного телефона» все таки можно): что скажет Господь, что услышит Моисей, как изложит услышанное Арон, что поймет народ… На мой взгляд, народ поймет. Потому что хочет, потому что это народу надо.

«Второй ветер» этой книги ложится в долину Гудзона . Интонации меняются , ужесточаются , строки укорачиваются до уровня афоризма или вновь растягиваются вместе длинными наплывами ветра . Поэт прожил в Америке тридцать лет : в предисловии говорит , что хотел бы поделиться впечатлениями . Что ж можно и так . О сложных вещах можно говорить просто . Итак , к какой классификации Ямсталера отнести этот ветер ? На чем настоян он ? Что привнесли в нее воды Гудзона , этой великой «кругосветной реки» Фени-мора Купера и Тома Вейтса ? Андрей пишет о наших родных местах , радость узнавания мешается с взглядом свидетеля и наблюдателя .

Боже , как грустно узнавать себя в этих строках : и нет выхода ? Почему , в конце концов , я уверовал в цельность , в возможность таковой ? «Быть прямым в кривом , цельным в раздробленном» . По - моему , ветер , как одна из самых чистых вещей на свете , к такому состоянию души , располагает . Более того , я скучаю по этому ветру . По ветру в долине Гудзона . Хотя меня в тех краях ветер нес в самую отчаянную неизвестность . Пусть мы и научились с некоторых пор чувствовать себя дома одновременно везде и нигде . Америка – не только сеть дорожных коммуникаций и благоустроенных отелей среди лесов и прерий . Грицман связан с культурой этой страны , принимает ее всерьез и , в силу своей вовлеченности в контекст , служит ей преданно и самозабвенно .

Поэт за рулем . Опьянение скоростью также может менять природу души , способствовать ее переходу с одного уровня на другой . «Кочевник асфальта» – не обязательно прожигатель жизни , искатель сильных эмоций . Как ни странно , лучшие строки и мысли чаще всего приходят именно во время вождения автомобиля . Уход от профанного состояния к высокому может осуществляться самыми обыкновенными способами . Была бы на это воля поэта . Грицману этот «диониссийский порыв» к лицу , он – человек рисковый .

Самоиронией звучат последние строки поэмы, отколесившей вместе с автором все восточное побережье .

Читать дальше