Михаил Левин - Фантазия в tempo rubato. Роман-трилогия о новейшем матриархате. Первая часть «Украденное время»

Вошедшая девушка окинула взглядом всех и Бориса нашла не сразу. Он не сидел, а лежал. На диване, за спинами сидящих. Лежал на боку, поджав ноги, в подсыхающих джинсах и толстовке, точно так же, как и полтора года назад, зимой. На свое семнадцатилетие…

Девушка, ничуть не смутившись, достала из пакета бутылку шампанского и водрузила ее по центру стола, нарочито воткнув в лужицу меда.

Теперь… «натюрморт» был завершен.

Личности, которые сидели вокруг стола, замолчали. Все это больше походило на театральную мизансцену из спектакля по очередной пьесе незабвенного Островского.

Сидят за столом люди, говорят и появляется гость. Все присутствующие умолкают.

Красавица, оттенившая перегар ароматами французских духов, свежести, утренней прогулки, с бутылкой шампанского «брют» и виноградом, на фоне людей, трезвеющих и не очень, в одеждах, попорченных кетчупом, майонезом, маслом от шпрот, крошками, кольцами маринованного лука и пятнами от рвотных масс, выглядела словно «святая» среди безумных и страждущих.

«Крутые», черные кудри Канаева, напитанные алкоголем, поднимались над головой и напоминали пух одуванчика, готовый взлететь при малейшем дуновении ветра. Леня, в грязно-зеленом, вязаном свитере с рисунком в виде каких-то людей, встречающих некий летательный аппарат и машущих руками, с рыжими, всклокоченными волосами и влажным от спиртовых паров, лбом, открыл от изумления рот, обнажив еще не проглоченный кусочек сыра. Он никак не предполагал увидеть здесь, утром… девушку, такую красивую, да еще и работающую учительницей в школе, которую недавно закончил. Что-то отдаленно напоминало ему, что у друга его Бориса когда-то был с ней роман. Настоящий, школьный роман.

Канаев, вспомнив о вежливости, поднял левую руку, словно робот и совершенно молча, жестом, пригласил девушку к столу.

Леня, не отрывая от нее своих замутненных, влажных глаз, не закрывая рот, правой рукой стал пытаться нащупать спину или плечо друга, который валялся за его спиной.

Нестеров оторвал голову от подушки. Оторвал с трудом, превозмогая себя. Голова, оказавшись в вертикальном положении, закачалось. Открылись отекшие глаза. Они всматривались в Елену. Борис часто моргал, очевидно, пытаясь убедиться в реальности происходящего. В реальности увиденного. Навернулись крупные слезы.

Она присела на край поданного кем-то стула. Тишину нарушил хлопок вылетающей пробки из бутылки шампанского. Забулькала водка. Зашумел чайник. Закряхтели люди. Появились добродушные, наивные улыбки. А Боря… Боря молчал и смотрел на Лену, не отрываясь.

Молодые люди, прихлебывая водку, шампанское и чай, пожаловались появившейся фее на своих неблагодарных подруг, которые, оценив масштаб бедствия с точки зрения предстоящей уборки и воспользовавшись их крепким, чудодейственным сном, рано утром, под покровом тумана, покинули дом и деревню.

Красавица, слушая это, звонко смеялась. Нестеров только улыбался и по-прежнему молчал.

После полудня, протрезвев или похмелившись, все дружно мыли посуду и наводили порядок. Хохотали, рассказывали похабные анекдоты. К вечеру торжественно уехали. Забрали с собой тело Канаева, не справившегося со вторым, тяжелым, захлестнувшим его окончательно, приступом опьянения. В доме остался Борис. И она. Елена Николаевна Лебардина. Учительница английского языка начальных классов спецшколы.

По голове его стучали большие, деревянные киянки из школьных мастерских. «Почему она решила приехать?» «Как она добралась?» «Зачем…?»

– А ты видел, в каком состоянии машина? Она стоит за домом… видел? – вдруг спросила она.

Начинало темнеть. Дождь прекратился совсем. Становилось почему-то теплее. Деревня пустела. Минутки воскресенья таяли.

За домом стоял брошенный «Уазик». Именно брошенный. Не запертый на ключ. Весь залитый грязью. Комья земли лежали на капоте и тентовой крыше. На лобовом стекле, забрызганном коричневыми пятнами, выделялись два треугольника, обращенные основанием к низу, вырезанных щетками.

– Скажи… Борь… только честно, ты не встретил меня сегодня утром, потому что не смог?

Ответа не последовало, только перестали стучать киянки. Боль стала проходить. Наступала ясность. Вчера, Борис Нестеров, поздно вечером, в состоянии сильного алкогольного опьянения, сев за руль, отправился на базу. Помчался, освещая дорогу фарами и поднимая потоки грязной воды из луж до небес. Он хотел позвонить. Позвонить ей… Он хотел увидеть ее. Прямо сейчас. А она, вопреки его желаниям, смогла приехать только утром, и он… обещал ее встретить. Обещал, но как это часто бывает в таких ситуациях, об обещании забыл. «Хотел, как лучше. Но получилось как всегда» – именно эта знаменитая фраза отражала суть произошедшего.

Елена покачала головой.

– Дурак ты, Нестеров. Дурак… и плохо кончишь.

Елена сидела на переднем сидении грязного «уазика». Мотор работал. Борис закрывал двери. Сумерки сгущались. Звучно хлопнула дверь, и машина тронулась. Они медленно ехали по дороге вдоль поля. Борис управлял неуверенно. Его левая нога еле-еле дважды выжимала сцепление, а правая рука, слабая, словно после инсульта, натужно, рывками, переключала передачи. На стекло летели листья. От лета не осталось и следа. Длинные, уже желтеющие травины, крапива, торчащие между проторенными колеями склоняли свои головы под тяжестью надвигающейся «горы». Стальной и пахнущей горячим мотором, и бензином.

Машина спустилась к реке и остановилась. Речная вода, которую Борис зачерпывал в пластмассовое ведро, холодила руки, трезвила, добавляла сил. Он уже живее, более споро, поднимался с наполненным ведром от кромки реки наверх, на мыс, к автомобилю. Лена сидела рядом, на камне, покрытым мхом, смотрела на противоположный берег и не торопливо курила.

Вот здесь, пять лет назад, впервые, он ее поцеловал…

С капота стекала речная вода, выплеснутая из ведра. Загорелись бакены. Тихо и пусто было вокруг. Чуточку тоскливо. Неопределенно. Листки ушедшего времени перелистнулись быстро, на одном только вдохе. Не один из них не выпал, только загнулись уголки…

Борис и Елена словно прощались с этим местом. С этой рекой. И друг с другом.

Поверхностно смыв пугающую грязь, они отправились дальше, в сторону базы, откуда еще вчера Нестеров звонил Елене. Там она оставила свою беленькую «восьмерку» и, не дождавшись Бориса, прошагала полтора километра пешком. Она могла и уехать, но все же пришла…

Ключи от «уазика», по давней традиции, Борис оставил у техников на базе. Они повесили его на крючок.

Вечерние краски сгустились совсем. Опускался туман. Перед белой машинкой, подсвечивающей пространство позади себя красными фонарями, открылись ворота. Машина поднялась на гору и окончательно скрылась из вида. Хлопнула дверь будки возле ворот. Залаяли собаки.