Игорь Левин - Разомкнутая черта. Роман

– Вау! Состояния – это очень интересная тема. Я слышал о состоянии когнитивного диссонанса, – бойко перебил Дима. – Типа ты сам с собой не в ладах.

– В общем-то да, – со скрытой усмешкой отозвался Павел. – Он возникает, если человек не может разрешить конфликт двух противоположных представлений об одном и том же предмете.

– А ещё какие состояния бывают? – полюбопытствовал Дима.

– Можно находиться в состоянии растерянности, веселья, страха… Ведь все состояния связаны с эмоциями, которые активно проявились за определённое время. В различных ситуациях можно испытывать состояния тревоги, сомнения, уверенности и неуверенности, собранности и растерянности, решимости и нерешительности. Бывают состояния нетерпения и раздражения, они зависят от наших желаний и активны при задержке или недоступности желаемого, то есть фрустрации.

– А тревога и страх – разве не одно и то же? – продолжал допытываться Дима.

– Нет, разные понятия. Тревога – это последствие страха. Испытал страх – вот и испытывай сильное эмоциональное напряжение. Тревога беспредметна, её причины не всегда сразу определяются. Страх и надежда – это противоположные состояния, связанные с переживанием возможного будущего, сумрачного или радужного. Есть и состояние мечтательности. Очень странное состояние, своеобразное проживание жизни как сна – одно из немногих, вызванных притягательными, а не побудительными мотивами. Некоторые считают мечтательность слабоволием, но без неё всё же невозможно творчество. В общем, очень много есть мотивационных состояний.

– Интересно, а за ними какой уровень? – не унимался Дима.

– За ними следуют влечения – импульсы связи физического и психического, потребностей и эмоций; далее – желания, страстные стороны мысли, толкающие её к переходу в действие; потом – склонности, делающие привлекательными не только цель, но и процесс деятельности; привычки, прочно связывающие человека с миром. И заметьте: над всем этим царят интересы! Так формируется настоящая боевая гвардия мотивов, которая, соединяясь с волевыми импульсами, толкает личность к раскрытию способностей, к переживаниям мук творчества, определяет черты характера.

А на втором этаже «живут» притягательные мотивы, которые соответствуют слову «буду!». Там правят бал идеалы и убеждения. Это ценности, которые человек бережёт, подобно чаше святого Грааля из куртуазных романов или философскому камню астрологов. Прикасаться к ним дано избранным, для других они не существуют. У основания этой пирамиды лежит сильная притягательная установка – мечта, возникающая в состоянии надежды; а на её вершине – цели. Между ними – смыслы, которые наполняют живой энергией сознания серое однообразие существования и обретаются в деятельности, при сдвиге мотивов на цель. На втором этаже поместилась планируемая, идеальная личность, личность-проект. Она не живёт в реальности, но всегда стремится ожить в реальном мире. В ней произрастают чувства, разные чувства – любовь, ненависть, симпатия, антипатия, привязанность, счастье, ревность, гордость, зависть, враждебность… Такая заморочка, собственно, и есть человек, каким мы его представляем в виде духовного существа. На самом деле в реальности настоящего этого этажа личности нет. Это – чистая проекция, игра воображения, иллюзия. Но человек тем и отличается от других земных существ, что превращает даже самого себя в иллюзию. Все жизненные удачи и неудачи он связывает с тем, в чём и как удался этот иллюзорный проект. Нам кажется: нет будущего – нет жизни, есть только биологическое существование, бездольное и беспросветное, сплошное проживание жизненных ситуаций. Ибо человек всегда обращён лицом к будущему, каким бы безнадежным оно ему ни казалось. Сошлюсь на Сартра: « Человек — это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста ».

Итак, «хочу!», «готов!», «буду!» – вот те пружины, благодаря которым живёт и действует человек. Между тем, как собираются потребности и мотивы каждого «этажа», существует определённая связь. Перестройка пирамиды на одном «этаже» тут же влечёт с собой необходимость перестройки пирамид других «этажей». Но представьте, что человек вдруг понимает: для него больше не имеет смысла то, чего он хотел и к чему стремился. Идеалы рушатся, мечты вычеркнуты из реестра реальности, надежды не оправдались. Верхний этаж беспощадно сметён бурями судьбы. Перебиты опоры, выбиты стёкла окон, здание личности расшатано.

Человеческое существо, лишившись образа будущего, становится не только бескрылым, но и бесхребетным. То, что считал ценностями, оказалось гнилью и пустотой. Тогда расшатывается каркас и побудительных мотивов. Человек теряет интерес к жизни. Из состояний ему остаются лишь сомнение, неуверенность, замешательство, а из эмоций – гнев, отчаяние и страх. Когда он упустил журавля в небе, ему хочется задушить синицу в руке. Таков типичный психологический портрет интеллектуала-самоубийцы. Напомню слова Шопенгауэра: « Именно потому что самоубийца не может перестать хотеть, он перестаёт жить ». Объекты желания и воли уже не совпадают. Личность желающая, хотящая и борющаяся не может смириться с тем, что личности идеальной больше не существует.

Волевые импульсы направляются от побудительных мотивов к жизненным целям, но эти цели уже заблокированы и обессмыслены. Тогда воля, наткнувшись на разрушенные идеалы, на непреодолимые препятствия, отправляется обратно с тем, чтобы уничтожить невыполнимые желания, но не может этого сделать, вступая в противоречие сама с собой, и решается уничтожить желания вместе с жизнью. Человек становится себе же самочинным судьёй, беспощадным палачом и бесстрастным могильщиком. Так планируется и совершается суицид, так происходит самоподрыв на перепутье судьбы. Тот, для кого сыр во рту важнее пославшего его Бога, а настроение важнее вдохновения, тот и не заметит, что «второго этажа» больше нет, лишь чуть-чуть начинает протекать крыша от тусклости и абсурдности существования. Его типичные действия – попытаться скрасить бесцветность жизни приключениями, грубыми забавами, утонуть в дымке миражей и утопить проблемы в море вина или болоте наркотиков. Но потеря идеалов и переоценка ценностей для тонко чувствующего человека – большая трагедия. Если сила потребностей измеряется зависимостью, сила интереса – страстью, то сила идеала – только величиной жертв, которые требуются для его достижения. Человек – единственное существо, которое может принести себя в жертву абстрактному принципу – идеалу. Здесь кроется опасность суицида.

Вот эту авторскую модель личности я, как уже сказал, подробно описал четыре года назад в докторской диссертации, только сухим научным языком. А спустя полгода после защиты я выступил на международной конференции, где коснулся вопроса структурной перестройки личности в стрессовых ситуациях. Речь зашла и о самоубийцах. Я выдвинул гипотезу, что в момент, когда человек оказывается на грани жизни и смерти, имитация переживаний риска для жизни и получение удовольствия от ощущения опасности и страха отдаляет самоубийцу от перенесения сюжета прощания с миром в реальную жизнь, делает бессмысленным, неактуальным повторение опасного сценария в самой жизни, – если сразу же будет проводиться профессиональная работа по обретению человеком новых жизненных ценностей и смыслов. Старая установка – умереть сменяется новой – ощутить неизведанные грани жизни. Эмоция страха замещается эмоцией удовольствия от игры в опасность. Сознание в этот момент активно рефлексирует, представляет прожитую ситуацию отстранённо, в виде игры, в виде модели – понимаешь? Так художник, поэт, прозаик или режиссёр, описавший акт самоубийства, может мысленно толкнуть к последней черте вместо себя своего героя, насытив его своими переживаниями, страданиями, утопив следы тревог и депрессий в нём, именно в нём – виртуальном, выдуманном, в этой умозрительной модели, но при этом сам остановившись на краю пропасти, обозрев её и снова продолжив путь по извилистым тропам жизни. Ну вспомни хотя бы «Самоубийцу» Эдуарда Мане, написанного в период депрессий и атаксии (нормально двигаться не мог – мышцы ходили ходором). Да вот – или же «Из бумаг прокурора» Апухтина.