Аглаида Лой - Цветок жасмина (сборник)

– Да, правда, правда. Передам ей потом, какие ты вопросы задавал – она будет польщена и проникнется к тебе добрыми чувствами.

– Пока, значит, не прониклась?

– С чего бы?..

Так они пикировались некоторое время, а потом болтали еще бог весть о чем, перепрыгивая с темы на тему. Честно говоря, он сам не мог бы в точности припомнить, чего касался их разговор, да это было и неважно, – ведь слова всего лишь звучали, необязательные и легкие, и, рождаясь, тут уже улетали в пространство, бесследно в нем растворяясь. Настоящее общение происходило не словами, а на бессловесном, невербальном уровне, когда смысл фраз отходит на второй план, а на первый выступают выражение глаз, движения рук, поворот головы или взмах ресниц. Влюбленным не нужны слова.

В середине ноября резко похолодало, и хотя морозы были отнюдь не сибирские, где-то -15, Ясмин, пока они шли к станции метро, всегда жаловалась на холод и прятала лицо в пушистый песцовый воротник – воистину она была настоящим оранжерейным растением. Зато вечерами они подолгу общались по телефону, и с каждым днем разговоры становились все более откровенными и даже интимными, хотя начинались с обычной болтовни, обсуждения последних университетских новостей, или каких-либо насущных проблем, которые на данный момент казались обоим особенно животрепещущими.

Когда занятия заканчивались поздно, он обязательно провожал ее до самого дома – мало ли что может случиться глубоким зимним вечером. В гости она его больше не приглашала, и Влад решил, что не понравился ее предкам. Хотя дело, пожалуй, было не столько в нем самом – это он прекрасно понимал – сколько в его статусе. Он был простой парень из пригорода, сын инженера, пусть и занимающего довольно высокий пост на заводе, а она – дочь дипломата, девушка, как это ни смешно звучит в наше время, из высшего общества. Однако… почему «смешно»? Вовсе не смешно. Ясмин Шахтатинская – прапраправнучка персидского принца. Настоящая потомственная принцесса. Пери из восточной сказки. Что он может ей дать? Даже если после окончания института удастся поступить в аспирантуру, защититься, а со временем, быть может, стать профессором университета, как ее дед, – достоин ли он ее?! Ведь семья Ясмин наверняка предполагает, что она сделает блестящую партию, как говорили когда-то. И в качестве этой «партии» его кандидатура, безусловно, рассматриваться не будет.

Другой на месте Влада, возможно, ударился бы в рефлексию, начал комплексовать и даже стал избегать Ясмин. Другой, но только не он. Во-первых, потому что ему была свойственна самоуверенность; во-вторых, он безоговорочно верил в свое пока еще неизвестное, но непременно блестящее будущее; и наконец, в-третьих, – ему было глубоко наплевать и на ее родственников и на все эти старомосковские условности, потому что он любил Ясмин до безумия, и не мог представить себе существование без нее. Но было еще одно качество, которое не позволяло Владу погружаться в пучину отчаяния: свойственные молодости легкомыслие и несокрушимая уверенность, что все как-нибудь само собой утрясется и сладится без его участия; просто в силу стечения обстоятельств. И это его умение без сопротивления отдаться течению жизни, которая со временем сама вынесет к нужному берегу, не раз выручало его в будущем на жизненном пути.

Моления Влада, чтобы морозы поскорее закончились, через пару недель были услышаны наверху. На улице потеплело и выглянуло зимнее солнце, даря москвичам приятные ясные деньки с легким морозцем. Ясмин тотчас ожила и даже согласилась отправиться в парк кататься на лыжах.

Он поджидал ее в вестибюле метро. И когда она возникла в дверях, в ярком лыжном костюме, цветной шапочке, волосы разметались по спине – само воплощенное солнышко, – у него перехватило дыхание, настолько прекрасна была его Ясмин.

Настроение у обоих было преотличное. Пока шли к пункту проката лыж, она смеялась и резвилась, как ребенок, кидала в него снежки, толкала в высокие сугробы. Он отвечал тем же. Взяв лыжи, углубились в зимний парк, когда-то бывший лесом, и деревья в уборе из серебряно-голубого инея перенесли их в зимнюю русскую сказку. Они понаблюдали за большим дятлом в ярко-красном берете, деловито долбившим дерево в поисках личинок; посмеялись над гонявшимися друг за другом вокруг ствола старой сосны пушистыми белками. Город остался где-то далеко позади, его звуки почти не доносились в глубину парка – и это было настоящее чудо. Зимний лес, только поскрипывает снег под лыжами – и непривычная для горожанина тишина, словно их только двое во всем мире.

Она обогнала его и пошла впереди, легко скользя по накатанной лыжне. Он шел следом, неотрывно глядя на ее удалявшуюся спину – похоже, она решила от него оторваться, – и всем своим существом ощущал: вот оно, СЧАСТЬЕ!.. Потом прибавил хода и, почти нагнав ее, негромко позвал: «Ясмин!» Она снова попыталась ускориться – но не тут-то было, у него со школьных лет первый разряд по лыжам, – он нагнал ее и невежливо толкнул в сугроб.

– Это нечестно! Нечестно! – возмущалась она, барахтаясь в пушистом снегу.

– Давай руку, – наклонился он к ней.

Она схватила его за руку, сердито дернула на себя, и он тоже свалился в снег. «Вот тебе, вот! – приговаривала она, колотя его маленькими кулачками. – Я тебе сейчас покажу, как толкаться!» А он хохотал, отбиваясь от нее, и все пытался обнять, но мешали лыжи, – и от этого было еще веселее и забавнее. Наконец им удалось высвободиться из снежного плена. Оба притихли и долго стояли, обнявшись, под столетней елью, чьи темно-зеленые ветви опускались вниз, словно полупрозрачный хвойный шатер. Он остро ощущал близость девушки, исходившее от ее тела тепло, легкий жасминный запах ее духов. Осторожно касаясь губами ее губ, он каждый раз ощущал нечто вроде электрического разряда, который пробуждал в нем звериное желание обладать ею; желание, которое сводило его с ума и которому трудно было противиться. Но это была Ясмин – его принцесса из волшебной сказки. И он интуитивно чувствовал, что ни в коем случае нельзя опошлять эту сказку. Как-то раз он уже занимался любовью на скамье в осеннем парке. Всего пару лет назад, а кажется, прошла уже тысяча. Девушка была старше и очень ему нравилась, они что-то пили, а потом это произошло. Произошло настолько деловито и обыденно, что сейчас он даже не смог бы припомнить свои тогдашние чувства. Животное желание – ничего более. Ничего более.

Влад был не просто влюблен в Ясмин, он ее любил – и прекрасно это сознавал. Его чувство к ней было чем-то совершенно иным, нежели предыдущие влюбленности, чем-то высшего порядка. Девушка казалась ему необыкновенной, исключительной, удивительной; но ведь общеизвестно: любящий мужчина всегда наделяет предмет своей страсти самыми выдающимися качествами, возводит на пьедестал и видит в нем недосягаемый образец женской прелести.