Альберт Светлов - Целуя девушек в снегу

– Вот мы тебя копытом!

Лина сделала движение, точно хотела слегка ударить маленьким лошадиным копытцем по моей коленке.

– Всё—всё, я сдаюсь.

Я выставил вперёд руки, будто защищаясь. А Лина опять обратилась к найденной игрушке:

– Я тебя сейчас согрею, а в понедельник придёт хозяйка, найдёт и унесёт домой свою пропавшую радость.

Лина сжала лошадку в ладошках, сунув перчатки мне в карман.

Я придвинулся вплотную к ней и накрыл её покрасневшие пальчики руками.

– Ну, давай, рассказывай!

– Это ты давай сначала рассказывай!

– Не понял! Что я—то должен рассказать?

– Как твои дела?

– По—прежнему. Ничего особенного. Ноутбук приехал выбрать новый. Старому кирдык приходит.

Я кивнул в сторону двери.

– А твоя книга? Ты обещал написать. 2 2 См. А. Светлов. Перекрёстки детства.

– Я и написал. Всё закончено.

– Дашь рукопись почитать?

– Дам.

– Ты распечатай, а я в следующий раз заберу. Договорились?

Помолчав, продолжила:

– О чём хоть там? Скажешь?

– О тебе. Ведь, обещал.

– Только обо мне?

– Да нет, не только. Много о чём. О детстве. О том, как простая история обыкновенной жизни превращается в книгу.

– Выходит, теперь твоё стихотворение устарело?

– Стихотворение?

– «Ничего не написано обо мне и тебе»…

– Покуда нет.

– Почему?

– Книга не считается написанной, пока её не опубликовали. И, пока не прочитали. Она есть. Но её, в то же время, и нет.

– Странная логика!

– Никто же не знает, что подобная книга существует. Никто её не читал.

– Я скоро прочитаю…

– Для тебя устареет, значит, стих этот.

– Нет, Сергей. Ты не прав. Подумай сам. Есть, к примеру, чудной и необычный камешек, весь в дырочках, ну, пусть, хоть на острове Борнео. Ни один человек не подозревает о его существовании, но он есть. Согласен?

– Согласен. И не согласен.

Лина недоумённо глянула на меня.

– Ты запутался, милый. Этого не может быть.

– Отчего же? Вполне, может. Камешек на острове Борнео никак не влияет на жизнь людей. Даже пусть они о нём узнают. Никак! А когда люди читают роман, то делают некие выводы, и что—то в их жизни, возможно, хоть чуть—чуть, но меняется.

– Ты романтик. Или сумасшедший, и у тебя мания величия.

Девушка улыбалась.

– Или сумасшедший романтик, – расхохотался я.

От моего смеха ворона на крыше засуетилась и стала долбить клювом по насту.

– Или так, да, – кивнула Лина. – Кстати, мне всегда невероятно нравилась твоя улыбка. Ты удивительно милый, если смеёшься!

– Нравилась?

– Нравится!

– Ага. Видишь ли, я не имел в виду конкретно свою книжку. Я говорил вообще о книгах. О любых.

– Совсем о любых?

– Ага. Совсем.

– И даже из тупой серии какого—нибудь женского или мужского романа?

– Точно! Читая их, люди или глупеют окончательно, или переходят на бессмертную классику, уставая от преснятины и штампов.

– М—м—м… В твоих словах есть определённая логика.

– Само собой! Так что, дорогуша, выйдет роман, тогда и обсудим, устарело ли стихотворение.

– Успеешь ли?

– А чего? Времени вагон…

– Ты слишком фамильярно обращаешься со временем. Оно не терпит такого запанибратства. Ты помнишь, в одном твоём стихе, в старом, есть строчка: «Но прошлое нередко убивает»?

– Э—э—э… Не вполне…

– А я помню. Когда твоя книга выйдет, то прошлое, воплотясь в строчки, в страницы, как—бы, станет материальным… И многим это может не понравится…

– Да? Кому же?

– Действующим лицам. Реальным действующим лицам.

– Но там нет реальных действующих лиц. Там выдуманные персонажи…

– Всё же, с кого—то же ты их писал? Или они полностью фантастичны?

– С кого—то же я их писал… Да. Не поспоришь.

– Ну, и вот. Тем, с кого ты их рисовал, понравится?

– Те, с кого срисовано, её не прочитают.

– А, если, допустим, прочитают?

– Сомневаюсь.

– А вдруг?

– Кому—то понравится, кому—то нет. Я ж говорил… Какая, к лешему, разница? Никого из них я не вижу годами. Да и не узнают они себя.

– А узнают?

– Плевать. Ежели им есть, за что краснеть, то я—то здесь причём?

– Но ты вытащил это на всеобщее обозрение.

– Лина, я ничего никуда не вытащил. Книги ещё нет. И неизвестно, будет ли она.

– Серёжа, книга есть. Она просто не вышла.

– Лин! – заныл я. – Мне непонятно, что ты хочешь сказать! Ни бельмеса же до сих пор не известно! Будет, тогда и побеседуем.

– Милый, ты всегда хвалился тем, что предвидишь последствия своих поступков, просчитываешь вероятность того, что произойдёт… Отчего же теперь ты не предугадываешь?

– Ну, я не понимаю, что тут предугадывать! Ты же сама убеждала меня написать текст. Пока ты его не читала даже… Что же ты волну гонишь раньше паровоза?

– Ох, лишь бы не оказалось поздно, когда начнёшь понимать…

При этих словах Лины, ворона, затихшая ранее, неожиданно, стоя на краю крыши, свесила голову и уставилась на нас:

– Каррра!

Лина вздрогнула.

– Закончим, Сергей, я не хочу больше на эту тему. Она по новой высматривает!

Коварная птица скрылась из виду и заходила по наледи над нашими головами, изредка щёлкая клювом.

– Смотри, она согрелась! – девушка продемонстрировала приободрившуюся в её руках, коняшку.

Казалось, минутка, и коник улыбнётся, радостно заржёт. Грива теперь была ухожена, уложена и словно бы стала чище. «Осталось только косичку заплести, ага!» – мелькнула мысль.

– Как у тебя получилось, Лин? Пони, будто живой…

Произнесённые слова за версту отдавали тупой лестью, но Лина восприняла их всерьёз.

– Не «ты», а «мы». Вместе же её согревали. Ты и не представляешь себе, сколько чудес можно творить вдвоём. Любя…

И она снова принялась поглаживать пальчиком бок игрушки.

– Лина, любимая. Я—то думал, при свидании поговорим о нас, а тут что—то непонятное получается.

– Серёженька! Мы и говорим о нас. Ты потом поймёшь…

– Ты помнишь, о чём мы собирались побеседовать в тот раз? Давай об этом?

Во время диалога мы сидели, обнявшись, затем Лина отстранилась, весело глянула и обхватив меня за голову, поцеловала. Я обомлел, не ожидая подобной прыти, но молниеносно сориентировался и ответил поцелуем на поцелуй. От губ Лины пахло шоколадом, ванилью, а волосы её, освободившись от берета, оставшегося в моей руке, рассыпались по плечам и щекотали мне нос и щёки. От щекотки я дёрнулся.

– Ты чего? – удивилась девушка.

– Щекотно! – засмеялся я.

– Ещё пощекотать?

– Ага!

Она приблизила лицо, и начала, мурлыча, тереться носом о мою щеку.

– Ты редко меня зовёшь…

– Напротив, у меня ощущение, что я думаю о тебе каждый день.

– Думаешь… Но не зовёшь.

– Я не знаю, как это делать.

– А я не знаю, как тебе это объяснить.

– Но, иногда мы вместе. Наяву. Вот как сейчас. Получается, не всё потеряно… Кстати, ты, вроде бы, хотела что—то сообщить?