Анна Архипова - Хрон 48 минут. Начало

Многие считают, что слово «успешный» – синоним слова «счастливый». Что у таких людей есть власть, деньги, а следовательно, возможность покупать все, что они хотят, быть там, где они хотят. В общем, можно согласиться с тем, что «хорошо там, где нас нет». Порой кажется, лучше бы и не было, но ты есть и уже никуда не можешь деться от себя.

Кому-то это приносит бесконечную радость, кого-то накрывает с головой, а кто-то просто терпит. Терпит свою успешность, тупо уставившись вдаль, как Форрест Гамп сидевший на той старой лавке. А за успех приходится расплачиваться. Всегда. Кто-то платит здоровьем, кто-то нервами, кто-то отношениями, а кто-то всем комплектом конструктора «Лего», который никак не складывается в Останкинскую башню, выстроенную внутри каждого телевизионщика.

Быть телевизионщиком – значит быть частью «военного объекта», стать боевой единицей, которая не спит, не ест, не отдыхает, и жизнь этой боевой единицы проходит внутри огромного технического центра. И вот ты пьешь только кофе из автомата или в кафе ASAP, ешь только булочки или наспех с утра приготовленный и закинутый в сумку бутерброд. Не факт, что бутерброд доживет до вечера или хотя бы до обеда, он может, конечно, остаться и до ночи, но уже к этому времени захочет сам пропасть в этой бесконечной сумке, где хранится вся жизнь.

Люди становятся телевизионщиками где-то на шестой месяц работы на телевидении, если не сбегут. Тут важно понять, где грань между еще человеком и уже телевизионщиком. Это как граница между добром и злом. Ведь злые – это бывшие добрые. Все реальные истории, которые ты раньше пропускал через себя, спустя полгода начинаешь воспринимать как сказку на ночь, а друзья при каждой встрече, которые теперь случаются не часто, просят рассказать очередную страшилку. Сначала это забавляет, а потом привыкаешь. Это как любой специалист, который, только устроившись на работу, добросовестно сидит до полуночи в кабинете, высчитывает цифры, складывает их, доводит до точных итогов. Потом привыкает, уже не сидит на работе допоздна, а через несколько месяцев или лет, кому сколько требуется для опыта, вообще перестает задерживаться и без труда сводит дебет-кредит. Вот так и телевизионщики в режиме нон-стоп вживаются в свои сюжеты, программы, фильмы и перестают чувствовать, для них это очередная история с очередными героями.

Телевизионщики видят мир через объективы камер или режиссерские мониторы, но сами не смотрят телевизор, только мельком на плазмах, которые висят по всему телецентру.

Первое время ты думаешь, что работаешь на себя, для себя. Потом начинаешь понимать, что работаешь на руководство. А потом тебе как будто глаза открывают, и ты осознаешь, что все это время работал на рейтинг. Нет рейтинга – нет программы, нет программы – нет тебя. Ты заменяемый, таких, как ты, миллионы, ты – расходный материал. И все эти «расходные» хотят работать на рейтинги, и в любой момент тебя могут выкинуть из твоего ток-шоу, а ток-шоу будет жить без тебя. Все настолько легко и просто, что ты начинаешь думать, что это самое главное в твоей жизни и в жизни других людей тоже.

Но программы строятся не только на злостном криминале, семейных драмах, сиськах и «постройте вашу любовь», но и на звездах. Звезды всегда дают небольшой рейтинг, но все равно нужно работать со звездами, которые думают, что вокруг них крутится мир. Не крутится! Крутится вокруг тех, кто чего-то на самом деле добился, такие люди обычно никуда не ходят, кроме концертов, репетиций в театрах и съемок на киноплощадках. Вот таких звезд телевизионщики не любят, но – уважают!

Есть еще один контингент звезд. Они обычно служат массовкой. Если ты умеешь красиво плакать, кричать и ругаться матом, все – ты мечта любого редактора.

– Алло, Иван Иванович, вы так громко кричали на прошлой программе, что руководство просто умоляло пригласить вас на обсуждение этой острой темы! Вы нам необходимы! Как у вас со временем в четверг в 17.00? Свободны? За вами отправить машинку?

И неважно, что Иван Иванович является никем и зовут его никак, но без него не будет программы, ведь он же делает рейтинги, а от рейтингов отталкивается рекламодатель, который платит деньги, которые потом получает руководство, которое платит зарплату редакторам, и так по кругу.

Ася проводила глазами уходящую в офис Марго и задумалась о том, что она вообще делает в телецентре. «Пью кофе», – ответила она на свой же вопрос. А потом посмотрела по сторонам на таких же, как она, работников телевидения и улыбнулась.

«С девятого класса я хотела быть журналистом. С первого курса журфака хотела устроиться на федеральный канал. И только после семи лет работы на телевидении я захотела в декрет. Не всегда то, что делается, – к лучшему».

Андрей вышел на крытый пластиком балкон. На небольшой детской площадке красовались кучки кленовых листьев. Промчалась собака, и листья разлетелись в стороны. Дворник засуетился и что-то крикнул на незнакомом языке. Хозяйка бежала за ней, пытаясь схватить за поводок, но не успевала. Собака носилась по двору и звонко лаяла, прыгая через листья. Андрей невольно улыбнулся.

– Смешная, – произнес он, вспоминая покойного Криса, которого они нашли с Мариной на мусорке, еще когда жили в Брянске, а потом он переехал с ними в Москву, кочевал по всем съемным квартирам и в итоге обрел свое почетное и законное у кровати хозяев.

Когда не стало Марины, Крис ужасно тосковал, не мог найти себе места ни у кровати, ни на ней. Иногда скулил, чем очень злил такого же скулящего по ночам Андрея. Потом одиночество прижилось в квартире 130, и наступила тишина.

Позже Крис заболел, сначала плохо спал, потом перестал ходить, а потом просто взял и не проснулся. Врачи сказали – возраст. Андрей знал – тоска. Он прожил чуть больше пяти лет после смерти Марины и ни разу больше не пробежался по листьям, как этот пес за окном. Иногда Андрей думал: «Вот и мне бы так». Но вспоминал, что говорил ему психолог в наркологической клинике, где он лечился, и приходил в себя. Последние три года врачи твердили о вреде алкоголя, говорили что-то о смертельной опасности для организма, но это не пугало Андрея, скорее забавляло.

Иногда он не понимал, действительно ли он любил свою покойную жену или любил свое состояние после ее смерти. Может, ему просто нравилось страдать, потому что помогало творить, не играть страдания, а по-настоящему чувствовать их на сцене. Он боялся думать об этом.

Андрей вошел обратно в спальню и потянулся, разминая кости спины. Нагнулся, коснувшись кончиками пальцев пола. Прошел по квартире, провел пальцем по пыльному столу на кухне. Сел на любимое место у подоконника и включил экран телефона. На экране светился значок сообщения: «У меня твои часы остались. Забери».