Витэль Багинский - Черти на том берегу

Здесь же было деться некуда…

Святик отрицательно покачал головой. Не произнёс ни слова.

Человек продолжал ковырять его своим взглядом.

За спиной художник не прекращал шуршать газетой.

Подростки не замолкая, обсуждали свои глобальные вопросы.

Рядом человек не переставал выстукивать пальцами по столу.

Эльдар Романович что-то искал.

Женщине не давали покоя её руки.

Всё это разогрело невыносимый шум у Святика в голове, тикающую резкую боль в висках. Всё вокруг превратилось в какофонию. В содействующее зарождающемуся безумию. Но этого не случилось. Рассудок остался на месте.

Они были явно странными людьми, но что-то в них говорило Святику об их здравости, хотя не о каждом можно было так сказать сразу.

Человек продолжал смотреть, ожидая ответ. А Святик продолжал бороться за свой разум. Однажды он упал в обморок. Это было в подростковом возрасте, прямо в классе, когда обстановка походила на ту, что была в кабинете Эльдара Романовича. Но тогда людей в замкнутом пространстве находилось куда больше, чем теперь – раз в шесть. И крик зашкаливал за все возможные меры. Сейчас – в кабинете, в отличие от класса было тихо. Лишь что-то пошатнуло психический фон, скорее всего, на почве пережитых событий в первой половине дня, да и накопилось всего перед этим. Святик определённо чувствовал себя не в порядке, и это его тоже пугало.

Не хотелось ему снова при всех упасть в обморок.

В затылке, в висках теплело, в глазах темнело с периодическими прояснениями.

На столе стояли бутылки с минералкой и стакан каждому.

Человек, обратившийся с вопросом к Святику, продолжая смотреть всё тем же взглядом, открутил крышку одной из бутылок, налил немного содержимого в стакан и поставил перед ним.

– Попейте. Вам видимо нехорошо! Какой-то вы бледный, а губы совсем синие.

Остальные не отвлекались от своих дел.

С первых же двух глотков стало лучше.

– Я скептически отношусь к церкви и к существованию бога… – через паузу Святик добавил: – ну или богов.

– На какой-то момент я тоже засомневался..! На то были причины.

Святик поставил пустой стакан на новенькую, душистую поверхность стола.

– У меня бабка баптисткой была, дед католиком. А мать каждое воскресенье в кафедральный собор ходит. Знакомые спокойно не проедут мимо храма, церквушки, каплички, чтоб не перекреститься… Только я знаете ли не увидел ни в одном из них христианина. Я читал библию и не раз, и думаю, знаю, что говорю. Даже церкви не похожи на те, что описаны апостолами.

На удивление самому себе, Святик заговорил на эту тему.

А взгляд не переставал быть пронизывающим.

– Однажды я остался в церкви с тремя людьми, – начал незнакомец. – На одно из моих служений пришёл человек…

– Вы священник..?

– Да. Пастор одного евангельского прихода. Нас обычно называют сектами. Но, как вы правильно сказали, ни одной церкви нету по описанию в Священном Писании. Люди привыкли всё подстраивать под своё благо. И сектой именуют всё то, что не подходит под их формат. Форматом они называют всё то, что не нарушает их организационного комфорта – они сами и их слову подобные. При этом каждый будет считать себя правильней.

Присутствующие в кабинете продолжали заниматься своими делами.

– Так вот пришёл один человек. Он прошёл через весь зал и сел в свободное кресло в первом ряду. Там, где обычно сидят служители и особые гости, – такими мы называем приглашённых проповедников, их жён, детей, их помощников – дьяконов, водителей, охранников. И всё внимание этот человек, естественно привлёк к себе. Он же проигнорировав место-указателей, старавшихся направить его по залу, дал понять, что знает, куда ему надо. Ясное дело всех внимание он занял. В церкви на тот момент было полторы тысячи прихожан плюс заинтересовавшиеся одной новостью. Она наверно облетела полмира. Тогда произошла большая авиакатастрофа. Из всех прибывавших на борту людей осталась в живых лишь одна женщина – сестра из нашей церкви. Ничем не примечательная, она даже не числилась в списке членов, прославилась, как бы «не резало ухо», благодаря этой злосчастной аварии.

Её слова перед камерами:

«В моей жизни ни так много бывало чудес, а может, их и не было вообще. Я выжила, и это чудо.

Иисус велик! Он меня спас! Я буду свидетельствовать о спасении в церкви! В это воскресенье! Аллилуйя!

Там погибли люди. Они умирали мучаясь. Всё свистело, трещало, салон разрывался на части. Сначала горел один двигатель, затем второй, потом произошёл удар. Нет, не об землю. Мы тогда были всё ещё высоко в небе, а под нами сплошные облака. Может это молния ударила по самолёту, может, запустили в нас ракету. А поджёг двигателей запланировали. Я сидела возле иллюминатора и боялась посмотреть в него. Меня, точно сковал ужас. Я не на что не рассчитывала в тот миг. Ничего не думала. Один сплошной ужас. Обшивка в нашем салоне, как клеёнка стала плавиться, сделавшись огненным дождём. Мне это напомнило Содом, – знаете? – (когда были уничтожены грешники). И все кричали, прижимались друг к другу. Стюардессы старались всех успокоит, но какое там могло быть спокойствие, когда вместе с приветливыми, но также перепуганными девочками в униформах по салону уже шла смерть. И были те, кого она уже забрала. Я вспомнила про библию. Сосед по креслу полез в свою сумку, достал ингалятор, которого ему не хватало, он задыхался, бледнел, синел, держался за грудь. Одна из девушек экипажа достала ему кислород, и он стал глотать воздух. Этот человек напомнил мне выброшенную на берег рыбу. Но всё было тщетно. Когда я отвлеклась, а стюардессы были заняты другими пассажирами, а затем и вовсе куда-то исчезли, я обернулась и увидела соседа мёртвым. Обшивка билась об его лоб. Набравшись смелость, я протянула руку и попыталась убрать с лица, глаза его были открыты. В другой руке у меня была библия, мне не хотелось её выпускать, но положив на колени, потянулась, чтоб закрыть глаза соседу. Упала библия, дёрнуло изо всей силы самолёт. Я натянула на покойника одеяло, которым он укрывался во время полёта, и полезла искать книгу…, страх одолел меня с ещё большей силой, когда не могла найти пропажу. Мне не нужно было ничего, лишь бы Бог не оставил меня вместе со Своим Словом. Пока я искала, обнаружила ещё мёртвых. Стало невыносимо страшно. Мне стало ясно – я должна умереть от страха. И уже почти смирилась с этим выводом, даже не заметила, что моя рука лежал на моей родной библии, а сверху накапал огонь и на запястье образовался ожог. Но почему-то сразу не чувствовала боли. Врачи сказали – это шок. Когда я это увидела, закричала, одёрнула руку, тушила огонь. Люди задыхались, – было тяжело дышать. Кислородных баллонов катастрофически не хватало. Во мне же что-то успокоилось, я открыла псалтырь, стала читать, одно за другим, пока не настала темнота. Глаза я открыла, когда лежала на каталке, на лице была маска, а тело пристёгнуто ремнями. Я видела, как опускались тросы с крюками, какие-то люди пристёгивали их к каталке, потом махали руками вверх, а я снова куда-то летела. Надо мной вертелся вертолёт и обдувал меня ветер. Мне опять было страшно, но сил не было. Снова темнота. В себя пришла в госпитале. Врачи сказали – повреждений нет, кроме некоторых ожогов».