Сергей Перминов - Сахалинский ноктюрн. Рассказы

Начнём с того, что до сорок восьмого года прошлого века на шахте Макарьевка, что стояла почти на берегу Татарского пролива, была японская концессия. Пусть шахта и была «мелкокалиберной», всего семьсот тонн угля в сутки, но уголь был такого качества, который японцы не считали зазорным добывать. А поскольку у берега было мелко, то метров на полтораста-двести в пролив выходил пирс. И уголь подавался из бункера на конвейер, и уже с него, попадал на плоскодонные плашкоуты. Потом в трюмы сухогрузов стоявших на рейде.

Был ещё и третий участок. Высоко в сопках над уровнем моря. Туда вела канатная дорога. Уголь спускали к бункеру в грузовых, будем так их называть, вагонках. Смену тоже производили в них. Только оборудованных для людей. Вот так – дёшево и сердито. Придумают же эти буржуины!

В шестьдесят восьмом году этой канатки уже не было. Её порезали на металлолом. А на участок пробили бульдозерами ленту серпантина. И уголёк вниз возили «КАМАЗами». Вот была дорога, доложу вам! С одной стороны скальная стена, с другой обрыв. Метров так двадцать пять-тридцать. И, как на ладожской «дороге жизни» во время ленинградской блокады, в дождливую погоду водители работали с открытыми дверцами. Слава богу, в мою бытность там ни один «КАМАЗ» туда не рухнул.

Руководство на шахте было сплошь японское: горные мастера, маркшейдеры, десятники вентиляции, механики, инженеры, директор. Только рядовые шахтёры были русскими. И оплата им производилась не деньгами. По главной улице Дуэ, что шла по распадку через весь посёлок, от самого шахтоуправления проложили шахтную узкоколейку. И старики нам рассказывали, что в день получки вагонки нагружали продуктами и наши ребята вручную толкали вагонки до дома. Эта транспортная единица вмещала в себя четыреста килограмм угля. Соответственно почти столько же нагружалось продуктов. Честно признаться – забыл на сколько человек грузилась в неё японская «зарплата». Подозревать стариков во вранье не имею права. Зачем им было врать?

А денежками платили наши. Типа премии. Но втихаря. Премировали вот за что: если по недосмотру японцев последним в забое оставался хотя бы один русский, то следующую смену забой приходилось расчищать снова. Последний шахтёр, уходя из него, выбивал крайние стойки и забой заваливало. Это была борьба с японским империализмом. Поэтому последним из забоя обязательно выходил японец.

Вот ещё одна легенда Дуэ: года за два, как мы обосновались в посёлке, умер Тит Титыч. Он мальцом поступил на шахту ещё при японцах. И работником был знаменитейшим. Его труд и при советской власти оценили по достоинству. На пенсию он ушёл с двумя орденами Ленина на лацкане праздничного пиджака. Согласитесь – это не мало! И по работе он был уже легендарен, но людская молва ещё одну легенду рассказала про Титыча.

В те далёкие советские времена много денег простому, пусть даже и знаменитому, шахтёру иметь не полагалось. Но у него, дважды орденоносца, они были. Сколько? Об этом – по умолчанию. Но, если по каким-нибудь причинам в банке был сбой с наличностью, шахтное начальство на аванс для собратьев по труду, с отдачей разумеется, у него брало. На получку их не хватило бы, а вот на аванс – пожалуйста. И вот с ним случилось то, что случается с нами всегда, когда мы подходим к последнему рубежу своей жизни – Титыч слёг. Думали уже и не встанет. Всю жизнь проработать под землёй без последствий не получается. Почти у всех. Родственники решили – это последний час. Он ещё дышал, но был без сознания. И начались у печального одра жаркие словесные баталии про делёж его финансов. Кому большая часть принадлежит, кому меньшая. Да так громко делили наследство, что он… очнулся! Открыл глаза и тихим голосом потребовал юриста, составить завещание. Отправил всех в другую комнату, оставшись с юристом тет-а-тет. И составил.

И расписался.

И взвыла родня!

Все деньги он завещал детскому дому. Вот вам и ещё одна легенда посёлка Дуэ, Сахалинской области Александровского района.

Сахалин и сам легендарен. Исторически, географически… да как угодно! Во-первых, он на карте лежит, как огромная рыба. Приглядитесь: от полуострова Шмидта до мыса Крильон, если захотите прогуляться, вам придётся пройти через семь климатических зон. От тундры до субтропиков.

Но давайте вернёмся в Дуэ, где со временем легендами становились на только деяния жителей, а даже фразы. Одна из них ходила среди нас. И мы со смехом употребляли её тогда, когда спор по какому-нибудь поводу или вопросу, заходил в тупик. Свидетельствую – она родилась при мне.

В тот исторический день я был дежурным на людском уклоне и в насосной зумпфа. У нас, в отделе главного механика, подземным электрослесарям это вменялось по графику. Для непосвящённых: вверху, в сопках, стояла мощная лебёдка. С огромного барабана, на толстом железном тросе по рельсам наклонного штрека спускался специальный людской вагончик. Я, как дежурный, обязан был в свою смену следить за его исправностью, поднимать на-гора или доставлять шахтёров на отметку минус восемьдесят, подавая звонком сигнал девчонкам-машинисткам на лебёдке. А если по связи не было звонков на подъём или спуск, то следил за автоматической откачкой воды из зумпфа. Зумпф, или по-нашему «помойка», это самая нижняя точка шахты, куда собиралась внутришахтная вода.

Сижу на приёмной площадке уклона, жду. Позвонили слесари, что закончили работу и будут подниматься. Через несколько минут бригада подошла.

– Едем? – спрашиваю.

– Пока нет. Десятник вентиляции просил подождать. Встретили его по дороге. Последние замеры делает.

Пока ждали, слово-за-слово начались дебаты на животрепещущую тему – надо ли заставлять детей учиться после школы или нет. Как всегда, мнения разделились. И тут, непроизвольно поставив точку в споре, Коля Сотников и выдал ту свою знаменитую фразу, от которой мы чуть не лопнули от смеха! Звучала она так: «Человеку до хрена знать не надо. Когда человек знает до хрена он начинает бродить в странной гуманности». Теперь понятно почему этот «шедевр» надолго поселился в народе?

Казалось бы, что здесь особенного? Это же всё было в жизни. Пусть давным-давно, но было. Но прошёл не один десяток лет и то, что раньше воспринималось как смешной случай или просто хохма, в памяти уже воспринимается с налётом легендарности. Может быть, благодаря этому, мой первый сахалинский посёлок, первая моя более-менее постоянная точка на острове, кроме казармы, пусть только для меня хотя бы, стал давнишней светлой легендой. Повторюсь – с какой точки смотреть на события.

Даже вещи и те вспоминаются по-иному. Хозяева идут прицепом. Пример? Да пожалуйста! Мотоцикл ИЖ-49. Фара была, но не работала. Он не бибикал, гремел как ведро с болтами, имел только первую и четвёртую скорость и, соответственно, без тормозов. Кто будет рулить на этом пепелаце? Ой, да навряд ли кто! Но горный мастер Юрка Бегиль отважно на нём рассекал. Но только днём. Фара-то не фурычит. А отсутствие сигнала заменяло махание рукой людям и крики «кыш» и «атас».