Владимир Симаков - Все хотели мира. Пьесы

Иоффе Адольф Абрамович, дипломат

Гуковский Исидор Эммануилович, руководитель Российского консульства в Ревеле

Никитин, несостоявшийся ревизор

Якубов, предсставитель РКИ, председатель Ревизионной комиссии

Колакуцкий, сотрудник ВЧК

Маковецкий Ипполит Николаевич, управляющий делами торгпредства

Ногин П. П., главный бухгалтер

Фенькеви И. И., заведующий транспортным отделом

Волынский, заведующий коммерческим отделом, протеже Красина

Седельников Тимофей Иванович, порученец Москвы

Спиридонов, порученец Соломона

Левашкевич Апьберт Сигизмундович, Кальманович – адвокаты

Поставщики: Трушкин, Бутьков

Инженер – представитель фирмы «Эрикссон»

Сливкин, порученец Зиновьева

Зиновьев, Волынский, Эрлангер – телефонные абоненты

Госпожа Калл и Бредфор

Посетители I и II

Место действия – Ревель (Таллин)

Время действия – 1921 – 22 годы

Москва. Каменный мост. Красин и Соломон на прогулке.

К р а с и н. Что твоя встреча с Лениным?

С о л о м о н. Зовет работать…

К р а с и н. Прекрасно! Ты согласился?

С о л о м о н. Пока – нет. Пугает он меня своими лозунгами. Мы победим! Мы всколыхнем весь мир! За нами пролетариат!

К р а с и н. Да, митинговщина в нем есть…

С о л о м о н. Я ему напомнил его слова десятилетней давности о вреде максимализма в политике. Теперь он считает, что назрели другие времена. И того Ленина, которого мы знали, больше не существует. Для нового Ленина истина момента в коммунизме, который должен быть введен немедленно.

К р а с и н. Это для тебя в новинку. А мы уже привыкли.

С о л о м о н. К чему привыкли? Ведь он сам утверждает, что это эксперимент. Но люди – плохой материал для экспериментов. Неужели он этого не понимает? Неужели никто не может ему возразить?

К р а с и н. Никто. Вокруг него либо фанатики, верящие в исполнимость его предна-чертаний, либо слепые исполнители, стадом идущие за вожаком, либо примазавшиеся из карьеристских побуждений, либо рвачи, любители половить рыбку в мутной воде.

С о л о м о н. Но он-то умный человек, неужели не видит этих людей? Или легкость Октябрьского переворота вскружила ему голову?

К р а с и н. По-моему, он всех глубоко презирает… А не трогает, чтобы росла численность партии… Мне так кажется…

С о л о м о н. Помнится, ты с ним вел непримиримые споры…

К р а с и н. Спорил… Но надо когда-то и дело делать.

С о л о м о н. У тебя неприятности?

К р а с и н. Меня назначили помощником Каменева в делегации, которую я до сих пор возглавлял в Лондоне.

С о л о м о н. Чем мотивировали?

К р а с и н. Я, оказывается, мало обращал внимания на пропаганду идей мировой революции среди английских пролетариев… не установил никаких связей в этом направлении…

С о л о м о н. И ты – согласился?

К р а с и н. Я просил вообще освободить меня от переговоров, но Ленин стал уговаривать, а политбюро категорически потребовало, чтобы я подчинился.

С о л о м о н. И восторжествовала «партийная дисциплина», третирующая членов партии как безвольных и бесправных рабов, так?

К р а с и н. Увы…

С о л о м о н. Но это же издевательство над элементарным чувством человеческого достоинства! Не узнаю тебя…

К р а с и н. Я знал, на что шел…

С о л о м о н. Что же дальше?

К р а с и н. Буду работать. Новая власть совершает ряд нелепостей: уничтожает технические силы, спецов, заменяет их рабочими комитетами, беспомощными и безграмотными в простейших вопросах. Уничтожение буржуазии – еще одна нелепость. Буржуазия и в Европе еще не сказала своего последнего слова, а у нас тем более… Ей рано петь отходную.

С о л о м о н. Тем скорее большевики сломают себе шею.

К р а с и н. Сомневаюсь я в скоротечности их власти.

С о л о м о н. Вот как? Раньше ты говорил другое.

К р а с и н. Раньше и большевики были в растерянности от своего успеха в октябре. И верилось в силу населения, которому новый режим был отвратен, верилось, что у него есть силы для борьбы. Но разгон Учредительного собрания без всякого протеста со стороны демократов ввел меня в сомнения…

С о л о м о н. Они так сильны?

К р а с и н. Они организованны – в сравнении с неорганизованностью населения, его усталостью, инертностью, безвольностью, неспособностью к борьбе в данный момент.

С о л о м о н. Мрачная перспектива вырисовывается…

К р а с и н. Да… Они все прибирают к рукам – это еще можно понять. Но они бессмысленно тратят все, что было накоплено старым режимом. Боюсь, что затянется это лихолетье на годы, пока хватает старых запасов, пока можно реквизировать и хлеб, и деньги, и готовую продукцию и можно кое-как – хотя черт знает как – вести промышленность… Словом, скорого конца не предвижу скорого конца…

С о л о м о н. В хорошенькое время мы живем…

К р а с и н. Ты говорил, у тебя есть предложения?

С о л о м о н. Есть… Самостийная Украина предлагает мне возглавить Государственный банк. Отказался, конечно. Много предложений из-за рубежа. Но работать в Европе – это работать против России. Тоже отказался…

К р а с и н. Да, Россию нигде не любят, а новый режим – лишь повод строить козни против страны, которой мы всем обязаны.

С о л о м о н. И что?

К р а с и н. К сожалению, история развивается не так, как нам грезится в мечтах и теориях…

С о л о м о н. Это ты к чему?

К р а с и н. Имеем ли мы право при всех отрицательных деяниях новой власти оставаться в стороне? Ведь у нас есть связи, наработки, опыт…

С о л о м о н. Предлагаешь работать на новый режим?

К р а с и н. Может быть, в интересах служения народу русскому пойти на службу, внести в дело что-то здоровое? Может быть, удастся повлиять на большевиков, удержать от тех или иных безумных шагов? Надо бороться хотя бы с уничтожением буржуазии и специалистов, способствовать восстановлению их престижа…

С о л о м о н. Сам-то веришь в такую возможность?

К р а с и н. Не знаю. Но, отойдя от дела, мы превратимся в давно осужденных русской литературой героев.

С о л о м о н. В лишних людей? Но в их появлении виноваты не только они, но и общество, которому они не нужны.

К р а с и н. Не нам бы с тобой вести эти разговоры.

С о л о м о н. Не нам.

К р а с и н. Если мы сейчас отойдем в сторону, чего стоят идеалы нашей молодости?

И главное: специалисты большевикам нужны. Они допускают нелепости, но и специалисты не гнушаются прямым саботажем.

С о л о м о н. Думаешь, большевики доверят мне хоть какое-нибудь дело7

К р а с и н. Об этом я позабочусь. Но легкой жизни не обещаю… Эти люди, дорвавшиеся до власти, строят свой фантастический эксперимент, не считаясь с живыми людьми, с их страданиями, принося людей в жертву своим утопическим устремлениям… С этим сумасшествием тоже предстоит бороться. Но как? Борьба в лоб осуждена на провал. Может быть, ради возрождения демократических ценностей нам и следует поработать?