Оксана Чурюканова - Музыка сердца

– Из-за тебя… Ты ― невинное дитя, ангел, а я…

– Кто ты, Карло? ― вскричала Роксана, и слезы потекли по ее щекам. Она заранее знала, что он скажет в ответ, и какие оправдания придумает, чтобы встать и уйти навсегда.

И он произнес:

– Я ― никто. Я просто инструмент, на котором удобно играть Риккардо, и который хочет слышать публика. Я даже не мужчина, ― добавил он, опустив голову, отворачивая свое красивое лицо.

Они сидели на берегу и смотрели на море. Равнодушная ко всему стихия продолжала свою жизнь и работу: волны набегали на камни и, переворачивая их, убегали обратно. Шум и рокот прибоя были сейчас единственным звуком во всей вселенной, и когда это молчание стало невыносимо, девушка сказала:

– Твое благородство и честность по отношению ко мне доказывают, что ты прекрасный человек, твой голос делает тебя великим певцом, и разве твои поцелуи не были поцелуями мужчины? Карло, человек есть то, что он думает о себе, а не то, что о нем говорят другие.

Роксана прижала его к себе, гладила красивое нежное лицо, зарывалась губами в его черные кудри, она так хотела, чтобы он вернулся к тому, каким был еще день назад.

Карло старался улыбнуться, но не смог:

– Может быть, но… мой милый мираж, лучше будет, если ты останешься для меня лишь видением.

– Кому будет лучше, Карло? Можешь говорить все, что угодно, но я знаю, что мне от этого лучше не станет, и тебе тоже, разве что Риккардо.

– Всем будет лучше, ― горько ответил он. ― Я не могу, прости! Если бы ты была просто одной из них… если бы я не любил тебя, но погубить тебя я не смею.

– А если я скажу, что люблю тебя? ― губы не слушались, но эти слова она смогла произнести, дрожа всем телом, почему-то чувствуя пронизывающий холод.

Карло посмотрел ей в глаза странным и долгим взглядом, похоже, что услышать это он не был готов и, услышав, не знал, что теперь ему делать.

– Карло, я люблю тебя, ― повторила девушка.

Он мотал головой, крепко зажмурившись, он не хотел слышать таких признаний, однако ее было не унять, слишком дорог стал этот человек, слишком близок, несмотря на то, что между ними была лишь пара встреч:

– Карло, я чувствую себя наивной девчонкой, наверное, было глупо мечтать о тебе, но я мечтала, я посмела надеяться, что с тобой мне удастся восполнить то, чего я была лишена всю жизнь. ― Роксана не могла сдерживать слезы, которые текли потоком, и дыхание перехватывало до боли в груди. ― Мне не нужно было многого… лишь только видеть тебя, разговаривать с тобой! О, Карло, что я говорю, это уже так много… Скажи, со мной что-то не так? Если бы я была одной из тех, как ты сказал, все было бы иначе?

Он взглянул на нее и криво улыбнулся:

– Наверное, да.

– Я понимаю, ― девушке пришлось закрыть лицо руками, потому что его обожгла краска стыда. ― То, что я считала своим достоинством, оказалось недостатком.

С последними словами будто разрушилась та незримая преграда межу ними, что появилась невесть откуда, быть может, не без участия Риккардо. Карло крепко прижал ее к себе и, касаясь губами теплой мокрой щеки, прошептал:

– Нет! Нет! Ты ― самое чудесное создание! Прекрасная, добрая девушка, похожая на цветок! Ты ― единственная, и ты ― чудо любви, которое мне посчастливилось испытать… Прости, прости меня за все и, прошу, прогони меня сейчас, потому что сам я уйти не смогу!

Роксана ощущала, как под ее щекой бьется его сердце, и это чувство было таким острым, что стон заполнил ее целиком:

– Я не хочу, чтобы ты уходил, никогда! А если ты все же уйдешь, знай, что я не переживу этого, Карло! Ты нужен мне! ― воскликнула девушка.

Он отстранился и посмотрел как раньше ― нежно и с любовью, но в его взгляде появилось восторженное удивление, как будто в его глазах она стала другой. Не говоря ни слова, он наклонился, и их губы встретились. Роксане показалось, что в этом поцелуе было что-то чарующе сверхъестественное, как если бы существо, которое она видела перед собой, было не Карло, а придуманное ею видение. Стоит ли говорить, как горячи были его ласки, как сладко пытал он любимую, прикасаясь губами к ее тонким щиколоткам, побелевшим от морской соли…

– Ты ― мое наваждение, я понимаю, что не должен этого делать, но не могу… Ты, твои глаза, волосы, руки, твои маленькие ножки свели меня с ума! Ты сидела на террасе босая, и я уже не мог забыть эту картину, я захотел тебя бесконечно целовать, такая гладкая кожа… нежная… беззащитная, ― и он медленно стал покрывать поцелуями каждую пядь доступной ему обнаженной кожи. Под его поцелуями слезы на ее щеках высохли, Роксана устало опустила свою голову ему на плечо, и лишь тихонько шептала:

– Карло, я тебя люблю, я так тебя люблю… Обещай мне, что ты не покинешь меня, умоляю!

И он обещал ей все, чего она желала и о чем просила. Над морем разливался закат, меж гор клубился туман и над землей опускались сумерки.

– Ты дрожишь, ― он прижал ее дрожащие руки к губам.

– Нет, мне не холодно, Карло.

Но, несмотря на протесты, он встал и заставил подняться Роксану. Видимо, от пережитых волнений и сильных незнакомых эмоций девушка почувствовала головокружение и, чтобы не упасть, прижалась щекой к его плечу. Он вновь поцеловал ее и сказал:

– Cara, пойдем домой, уже поздно и ты замерзла.

Она послушно кивнула и стала неподвижно наблюдать, как он пошел к большому кусту и снял с его ветвей белую шляпу, потом надел ее ей на голову, как собирал разбросанные по пляжу кисточки и холсты. Все это время Роксана находилась, как в гипнозе: не в силах пошевелиться или говорить, она просто смотрела на то, как Карло прикасается к ее кистям, этюднику, и само это зрелище доставляло ей необъяснимое наслаждение. Он по-хозяйски распоряжался ее предметами, которые раньше были только ее и ничьими больше. Заметив ее взгляд, он нежно улыбнулся в ответ. Сделав над собой усилие, Роксана ступила по пляжу, и эти несколько шагов она проделала все в том же состоянии полусна-полуяви.

– Роксана! ― засмеялся Карло: ― Рисунки! Или ты хочешь оставить их здесь?

Действительно, на камнях лежали этюды, которые художница успела сделать еще до обеда. И его веселый смех разбудил ее, но Роксана не успела предупредить, как руки Карло уже были в свежей краске: «Глупый, они еще пачкаются!». А он испугался, что невольно мог испортить этюд. Девушка сложила картины, Карло повесил себе на плечо ее этюдник и сумку, и, оглушенные любовью, они побрели по длинной полоске берега домой. Потом вспомнили, что точно так же, как этюды, они забыли про лошадь, которая все время стояла привязанная к тощему деревцу у дороги, и рассмеялись внезапно свалившейся на них обоих забывчивости.

У самого домика, когда Роксана выудила откуда-то из-за зарослей ломоноса железный ключ и отворила дверь, Карло в нерешительности замер. Девушка, будто прочитав его мысли, тихонько подтолкнула его внутрь. И уже там, стоя в полной темноте так близко, она сказала срывающимся голосом: