Валентина Вылегжанина - Я сон, у меня есть имя

Матрос не ответил, лишь пожал плечами, смущённо поглядывая на её плечи.

– Нужно перенести его в каюту! – ещё громче прокричал врач. – И успокойте уже её! Баба на корабле… – он не договорил, лишь зло опрокинул взгляд.

Капитана отнесли в каюту, а женщину перевели в другую, более тесную и неудобную. Но в этот момент ей было всё равно. Её разум заволокли тучи несбыточных надежд, скверных мыслей и тяжёлого серого надвигающегося безнадёжного уныния. Сновидец оглядел её с ног до головы, будто бы это было невероятно важно для него. На ней было плотное длинное тёмное платье, подол доставал до пят. На ногах надеты лаковые ботинки с небольшим каблуком, завязанные не шнурками, а красными атласными узкими лентами. Она лежала пластом и смотрела в потолок, но когда за дверью раздавались шаги, вскакивала и суетливо проговаривала: «Что с ним? Где он?» Никто из помощников капитана не отвечал на её вопросы, и сновидцу захотелось прижать её к себе, успокоить, рассказать, что её любимый жив, хотя он и не видел его довольно долго, не заходил к нему. Ему было гораздо интереснее наблюдать за этой серой долговязой тенью, скользившей по каюте корабля. Как положено, три раза в день ей приносили еду. Она не ела ни крошки, и он почему-то переживал за эту женщину. Лицо её потемнело, а спустя некоторое время она стала терять сознание. Тогда матросы в панике вызвали к ней врача. Шёпот обрадовался, что в каюту придёт человек, обладающий полной информацией о случившемся, ведь это была идеальная возможность узнать о капитане корабля. Она присела на кровать, чуть облокотившись на пышные перины, и замерла в ожидании. Сновидец заметил, что она немного повеселела, от этого он повеселел тоже.

Прежде чем войти, врач постучался в каюту, но она не подала голоса, лишь уставилась в маленькое круглое окошко иллюминатора. Шёпоту хотелось закричать ей: «Что же ты, вставай! Принимай гостей!», но он впервые был не властен над своим сном, будто его заперли в чужом доме и заставили наблюдать за происходящим из окна. Не дождавшись ответа, врач вошёл в каюту, резко отворив дверцу.

– Ну и что мы, милочка, будем делать? – язвительно заговорил он.

– Умирать! – грубо ответила ослабевшая фигура, резко запрокинув голову навзничь.

– От любви не умирают, – проворчал он, поудобнее усаживаясь на краю кровати.

– Но умирают без любви, – прервала она наставления врача.

– Вопреки всему нужно жить, не отчаиваться и не унывать! – попытался он поддержать настырную особу.

– Да что вы знаете об унынии и отчаянии? – воскликнула женщина. Она так кричала, что матросы за дверью резко остановились, прильнув к двери знакомой каюты.

– Отчаяние и уныние. Одни из семи смертных грехов. Какая тонкая грань между любовью (одной из заповедей) и унынием. Как легко любовь превращается в грех. После таких размышлений меня берёт сомнение, существует ли что-то после смерти – или мы всего лишь бренное тело, которое через короткий промежуток времени перестанет существовать? А дальше только спокойствие, тишина, пустота и темнота. За чертой всего лишь чёрная пропасть без надежды продолжения существования. Из-за этого перестала ходить в храм, перестала молиться, стало всё бессмысленным. Любовь и уныние. Любовь и отчаяние. А что потом? Смерть и пустота?

Врач еле слышно откашлялся, пытаясь перевести дух после сказанных слов. В морщинах у его глаз блеснула слеза, и он мгновенно вытер её своим белым рукавом.

– Ты должна жить, ради него, без условий! – повторил он свои нравоучения.

– Он умрёт? – она резко перевела взгляд в сторону врача и вопрошающе выставила руки перед грудью в виде зажжённой свечи.

Врач задумчиво замер в одном положении, пытаясь подобрать правильные слова. «Ну же, отвечай!» – кричал сновидец, будто для него это играло важнейшую роль. Рука доктора резко взлетела, почесала голову. Из-за этого прозрачные очки тут же съехали с переносицы, и он резко вернул их на место одним движением пальца. Казалось, что минуты тянутся вечность. Раскашлявшись, он всё же заговорил, подавляя нахлынувшие эмоции:

– Милочка, все мы смертны, что ж поделать?

– Что с ним?! – закричала она, резко вскочив с кровати.

– Сегодня он скончался. Я приказал матросам выгрузить тело на острове Святой Марии. Это было его последним желанием. Ах, да… Надо жить! Он передал, что пока вы, милочка, живы, он тоже жив!

Врач торопливо опустил руку в карман халата, затем достал красную шёлковую нить и обвязал её вокруг тонкого запястья женщины. Шёпот пристально смотрел на её руки, её прозрачную бархатную кожу, в висках нарастал истошный пронзительный крик.

– Три дня я ждала его смерти, а вы даже не пустили меня к нему! Доктор, дорогой, что же вы наделали? – её голос впился в ладони сновидца и оглушил своим величием. Беспокойная тень тотчас же покинула своё пристанище.

Первые лучи солнца озарили комнату, играя с цветными узорами обоев. Шёпот встряхнулся и тут же выскользнул в окно, зависнув на стенах серого каменного замка. «Что это было? – спрашивал он себя. – Это же безобразие, непостижимое ни одному сновидцу!»

Сновидцы имели право посылать своим подопечным только ласковые, добрые сны. Но сегодня мысли Шёпота были заблокированы каким-то неизвестным существом, которое удерживало приятные сновидения и открывало дверь новым всепоглощающим эмоциям. Такие сны, как сейчас, такие страшные кошмары, могли демонстрировать только сознатели. «Что случилось этой ночью? Почему мои мысли путаются, разлетаются в стороны и не могут собраться воедино? Как, будучи светлым созданием, я умудрился окунуться в жуткие события странных болезненных снов?» – спрашивал себя Шестой, пытаясь найти хоть какой-то ответ. Его оболочка отяжелела, негаснущий свет на его ладонях стал менее ярок. В нём происходили перемены, и он осознавал это с каждым тяжёлым пронизывающим вздохом.

«Нужно избегать этого дома, нужно избегать этого дома!» – настойчиво твердил себе он, но любопытство выпрыгивало вперёд, дразня пугающие мысли, заслонив всю твёрдость его несказанных слов. Переведя дух и немного поразмыслив о случившемся, он всё же принял решение проследить за своим новым знакомым. Он уверял себя в том, что ему необходимо добраться до ядра сути, выяснив всё, что поможет разобраться со своими видениями, своими мыслями и странными непривычными снами. «Кто я такой? – чеканило в его груди. – Что со мной происходит?»

Когда на землю медленно опускается плотная ночная пелена, он примеряет роль строгого мужчины в сером пальто, надевает воображаемую фетровую шляпу в тот же тон и расхаживает по каменистой твёрдой брусчатке, монотонно стуча тяжёлыми чёрными ботинками по её ухабам. Но на этот раз Шёпот непривычно для себя облачился в свой знакомый образ, как только первые лучи осеннего солнца надвинулись на пробуждающийся жилой квартал. Он был страшно разбит и измучен, поэтому чувствовал необходимость пройтись по красным улочкам полюбившегося ему города, прислушаться к их стенам, чтобы осознать надвигающуюся неудержимую боль. На него нахлынула гнетущая тоска, какую навевает осеннее утро человеку, который расстался со своей любимой. «Осень для расставаний – весна для встреч», – промелькнула мысль, лёгким пёрышком касаясь его груди. Ладони похолодели, наполнились странными ощущениями, будто на его руках росли невидимые объёмные пузыри, лопающиеся при малейшем неосторожном движении. Вся телесная оболочка пульсировала натянутой звонкой струной, отзываясь протяжным тонким гулом в его воображаемой голове. Он поглубже натянул на неё фетровую шляпу, чтобы заглушить этот пронзительный писк, и зашагал в сторону известного горбатого моста. Осеннее тёплое утро улыбалось прохожим очнувшегося от сна городка, зеркально отбрасывая своё отражение на прибрежную мостовую. Весело грели его последние лучи, задорно заглядывая в окна местных жителей. Лишь дети, идущие этим прекрасным утром в школу, были отчего-то хмуры, невеселы и озабочены. Кто-то шумно пробегал мимо серого силуэта, звеня тоненьким голоском, а кто-то, нахмурившись, смотря под ноги, пинал мелкие рассыпчатые камни.