Артур Олейников - Нумизмат. Роман

– Так, верующий или нет?

– Нет, не верю!

– Я не сомневался! Так истолковать мои слова и сравнить Отца, Сына, Святой Дух и меня на пару с Иваном Ивановичем с людьми, которые покупаются и продаются, может только неверующий. Но, справедливости ради будет сказано, логика есть, но если только рассматривать ваш образ по расстановке сил и распределению обязанностей.

– Никого я ни с кем не сравнивал! – сказал Бобров и подумал: «Так и есть, обучен мысли читать! А не все ли равно? Главное, взятку возьмет! Сам сказал, что продаются и покупаются, а под конец так вообще лично признал, что мои мысли не лишены здравого смысла».

– Так в чем, собственно, дело? – сказал Аистов, оторвавшись в очередной раз от изучения цилиндра. С каждой минутой головной убор его интересовал все больше и больше и занимал все его мысли, но, чтобы не казаться невежей, он решил иногда давать о себе знать.

Дмитрий Сергеевич снял цилиндр и отдал его Аистову, тот засиял и даже забыл, о чем спрашивал, не говоря о том, чтобы сказать спасибо.

Избавившись таким образом от Аистова, Дмитрий Сергеевич продолжил разговор с Бобровым.

– Александр Александрович, меня сейчас мало волнует ваши махинации с Геннадием Геннадиевичем, придет время и вами займется Иван Иванович, меня же интересует рубль, который лежит у вас во внутреннем кармане куртки.

«Все стало на свои места! – стал размышлять Бобров.– Значит, Генку повязали. Туда собаке дорога! А я откуплюсь! Сам говорил, что продаются и покупаются! А теперь стращает, что если на лапу не дам, следователь Иван Иванович мной займется. Хорошо, что рублями возьмет. Долларов нет! А вдруг волюту потребует?! Зачем только жене третья шуба понадобилась?! Теперь садись в тюрьму из-за этой хапуги! Нет, обойдется. Сам сказал что, мол, рубль в кармане. Намекает! Матерый прокурор, ничего не скажешь. Вот что с людьми столица делает. Главное, чтобы по московским расценкам не затребовал. Не потяну, придется машину продать! Жалко, но фиг с ней – еще заработаю. Только бы откупиться, только бы откупиться!

– Александр Александрович, я смотрю, у вас ум за разум заходит. Я вас ставлю в известность, что в тюрьму мы вас заключать не станем. Я такими вещами не занимаюсь.

«Намекает, что придется еще и судье взятку давать», – подумал Бобров.

– Ну, это уже слишком! Успокойтесь, наконец. Мне нужен только рубль, который вы купили у Лёни. Хотите, я вам за него дам свой цилиндр. Это будет справедливо, вы потратились, и я должен вам компенсировать материальный ущерб. Деньги я не предлагаю, потому что с деньгами не вожусь! Деньги есть у Ивана Ивановича, но он с Матильдой и будет неприлично с моей стороны прерывать его свидание с возлюбленной, потому что они не виделись двести лет.

– А чем докажете, что он настоящий? – сказал Аистов, расслышав слово цилиндр.

– Не сомневайтесь, у меня все настоящее! Не верите, спросите у Егора Игоревича, он не соврет.

– Простите, я не знаю, – сказал Рублев, и ему почему-то стало стыдно.

– Я же сказал, что он не соврет! И отбросьте Егор Игоревич в сторону ваш стыд. Вы сказали чистую правду; ели бы вы сказали да, это была бы ложь, и тогда Иван Иванович скормил бы вас людоедам.

Рублев улыбнулся. За время общения с Дмитрием Сергеевичем он стал понимать, где он шутит, а где – свиреп, как лев.

Между тем Бобров переваривал слова того, кого он принял за прокурора. «Матерый волк, ничего другого не скажешь, вон куда повел! Говорит, что я с деньгами не имею никаких дел. Боится засветиться! А Матильда, наверное, из отдела внутренних расследований. Следит за ним и, если накроет, двести лет ему дадут, не меньше! А Иван Иванович, стало быть, наводит эту Матильду на ложный след, пока его шеф, прокурор, меня доить будет. А с цилиндром как ловко придумал. Прокурор – не водитель трамвая! Говорит, что будет справедливо компенсировать нам материальный ущерб. Возьмите, говорит, цилиндр! Гений! Шляпа, небось, стоит тысячу рублей не больше, а я за монету отвалил последние пятьсот долларов. Подожди! Это что значит? Что? Всего пятнадцать тысяч рублей – и я чист как младенец?! Повезло, так повезло! А я уже решил квартиру пятикомнатную в центре продавать»

– Про младенца, конечно, вы загнули, Александр Александрович, а вот что Иван Иванович не с нами, то в этом вам действительно повезло, так повезло!

«Намекает, что пришлось бы и следователю пятнадцать тысяч платить. Не беда, заплатил бы! Это же не миллион, как с Игната потребовали за то, что его сын, обалдуй, автомат милиционерам продал!» – подумал Бобров.

– У вас в России и такое может быть? – изумился Дмитрий Сергеевич.

– У нас все может! – сказал Бобров и подумал: «Если прокуроры мысли читают!»

– Справедливо. А теперь, уважаемый, давайте меняться, потому что вы у нас не один такой, кому Лёня чужое продавал.

«Вот в чем дело! – подумал Бобров.– Значит таких дойных коров, как я много! С каждого по пятнадцать тысяч. А если нас сто человек, а если двести – это же целое состояние! Недооценил. Рано решил, что этот не как все прокуроры, что берет по-божески!

– Да что вы такое несете, Александр Александрович?! Ну, подумайте сами, откуда я столько достану цилиндров девятнадцатого века?

«И то верно! Неужели штаны с носками в ход пойдут?!» – подумал Бобров и вопросительно уставился на прокурора, ох извините, на Дмитрия Сергеевича. Такие люди, как Бобров, если им тему подкинуть, что хочешь, навыдумывают, и кого хочешь, запутают, не говоря уже о себе.

– Все, хватит с меня! Давайте меняться и прощаемся! Я больше не выдержу чушь в вашей голове читать.

– А вы не читайте! – сказал Рублев.

– Не могу, Егор Игоревич, интересно!

– Нет, чем вы подтвердите, что он девятнадцатого века? – нежданно-негаданно сказал Аистов, и все удивленно посмотрели в его сторону.

«Ты ошалел, Борис Борисович?! Мне срок светит, а ты – в шляпе не уверен!» – возмутился про себя Бобров.

– Справедливо! – сказал Дмитрий Сергеевич и обратился к Аистову: Хотя вас я понимаю, у меня тоже были сомнения, когда Иван Иванович подарил мне цилиндр со словами, что этот головной убор принадлежал Александру Сергеевичу!

Рублев округлил глаза.

– Да, да, именно так, Егор Игоревич, я тогда тоже, как и вы, чрезмерно удивился.

– Кто такой, этот ваш Александр Сергеевич? – спросил Аистов.

«Молчи, дурак, а то доплачивать придется!» – про себя воскликнул Бобров и зверем посмотрел на Аистова.

– Однозначно! – строго и решительно сказал Дмитрий Сергеевич, и Бобров почувствовал себя скверно, представив себе переезд из благоустроенной квартиры в центре города в деревню к теще.

– Так кем будет Александр Сергеевич?

– Что значит, кем будет?! – возмутился Дмитрий Сергеевич.– Он один из лучших сынов человечества! Человек, который благодаря своему гению, подарил России язык, с помощью которого о ней узнал весь мир! И стыдно не знать звезду, которая взошла на небо не в каком-нибудь Зимбабве, а в России! Справедливости ради будет сказана, Петруша и здесь отличился, в первую очередь ему обязана Россия за поэта с мировым именем. А о Петре Великом только и слышно, как он стриг бороды и парился с девками! А то, что именно ему Россия обязана всем, начиная от флота, северной столицы, фейерверков, нового года с елкой, вплоть до первой газеты, музея, Академии наук, введению арабских цифр, упрощению алфавита и массе полезных вещей, все молчат! Другими словами, никакой справедливости!