Артур Олейников - Нумизмат. Роман

– Николай Петрович, пожалуйста, никуда не отлучайтесь, за вами придут.

– Кто это говорит?!

– Ты меня понял паразит или нет! – сердито закричал Иван Иванович.

Бобров побледнел и подумал: «Почему только тогда, когда смерть уже близко, я осознал, что нет ничего лучше на свете, чем тещины пироги с капустой».

Иван Иванович прикрыл рукой телефон и спросил:

– На самом деле такие вкусные?

Бобров кивнул.

– А мне не предлагала. Ведьма! – сказал Иван Иванович и продолжил разговор по телефону:

– И запомни, паразит, если ты деру дашь или кому-нибудь из дружков-подельников, позвонишь я тебя живьем зажарю и съем вприкуску с самыми лучшими на свете пирогами с капустой, которые печет теща Боброва Прасковья Петровна. Я не ел, но Боброву можно верить, потому что перед смертью не врут. Все, жди, скоро буду!

«А еще говорят, что Бобров думает, черт знает что!» – подумал Бобров.

– Правду люди говорят! – сказал Иван Иванович, отключил телефон и спрятал его под плащом.

Бобров раскрыл рот.

– Он больше вам, Александр Александрович, не понадобиться!

«И, действительно, зачем мне на том свете телефон?» – подумал Бобров.

– А мне пригодится! – сказал Иван Иванович, и Бобров очень пристально на него посмотрел.

Иван Иванович смутился, посмотрел по сторонам, заглянул за спину, чтобы убедиться, не выглядывает ли из-под плаща хвост, проверил, на месте ли шляпа, и пожал плечами, не отыскав нечего, что могло его разоблачить.

– Что-то не так? – осторожно и взволновано спросил Иван Иванович.

Бобров, не проронив ни слова, провел рукой по левой щеке. Ту же самую процедуру сделал Иван Иванович и обнаружил на пальцах следы от губной помады. Он достал из-под плаща белый платок, аккуратно вытер пальцы и щеку.

– Все? – спросил Иван Иванович.

Бобров кивнул.

Иван Иванович вдохнул аромат губной помады и проникновенно воскликнул:

– Матильда!

– Я тоже своей говорю, что же ты делаешь?! Жена заметит, три шкуры сдерет!

– Какой же ты все-таки, паразит! Я ему о светлых чувствах, а он мне о распутстве! Пора с этим завязывать. У тебя же дети и жена- красавица!

– А откуда про жену знаете? – со злостью сказал Бобров и тяжело задышал.

– Знаю! – хитро сказал Иван Иванович и Бобров заскрипел зубами и стал думать черт знает о чем.

– Бобров, что ты себе выдумал?! – воскликнул Иван Иванович и покрутил указательным пальцем у виска. У меня в жизни есть только одна женщина и имя ей – Матильда! Все, Бобров, пора тебе на перевоспитание. Умственный труд облагораживает человека, а физический творит чудеса – развивает мышцы и выбивает дурь из головы! – сказал Иван Иванович и Бобров растворился в воздухе.

То место, и край где оказался Бобров он всегда старался забыть. Не получилось. Спасибо Ивану Ивановичу, напомнил.

И теперь он, бледный как осужденный на каторгу, в окружении красавицы жены и двух сыновей дошкольного возраста сидел на проселочной дороге и с открытым ртом озирался по сторонам. Ему было не по себе. Все произошло так молниеносно, что он не мог ориентироваться, говорить было трудно. Рядом с семейством Бобровых располагалось их имущество: кухонный уголок, мягкая мебель, холодильник, стиральная машина, два телевизора, три шифоньера, спальный гарнитур, две тумбочки и три стола. Все было в лучшем виде, только что не сверкало на солнце. Посуда, так вообще, была завернута в бумагу, а постельное белье переглажено и сложено в ровные стопки.

Александра Александровича пирогом с капустой в руках встречала теща. Это была румяная пышущая здоровьем женщина, на вид не старше пятидесяти лет с черными до пояса косами, которые при близком рассмотрении сильно напоминали змей. С фигурой, которую бы Рубенс писал дни и ночи напролет, заливая мольберт слезами счастья.

В цветастом платье и в белоснежном фартуке женщина улыбалась и кланялась дорогому гостю, который как было видно, приехал к ней навсегда, а не на выходные – раз в полгода, как это часто бывало раньше. На заднем плане за Прасковьей Петровной красовался вековой каменный дом, белый, как снег, от побелки, с деревянными зелеными ставнями, и два добротных саманных сарая с соломенной крышей.

– Здравствуйте, мама, – мучительно тяжело выдавил Боров и подумал:

«А Лёне то повезло больше: его закопали – и все!»

– Здравствуй, сыночек, здравствуй, дорогой! – ласково сказала Прасковья Петровна. Ну, теперь заживем! И свиней станем держать, и корову, а к весне разведем кроликов, а там, гляди, и нутриями займемся!

Бобров еще больше побледнел, представив себе лохматых гигантских крыс с желтыми большими зубами, осмотрелся по сторонам и подумал, что чего-то не хватает.

– Ты это что, сыночек, не машину ли выглядываешь?

«И действительно, где машина!» – подумал Бобров, и у него оборвалось сердце.

Его железный конь был только месяц как с конвейера, и по выражению лица Боброва можно было смело сделать вывод, что автомобиль был не рядовой и, наверняка, импортный.

– Не переживай, сыночек, тебя трактор новенький дожидается. Иван Иванович на славу постарался. Откушай пирога с капустой и за работу!

Глава седьмая. Петухов.

Сплетням столько же лет, что и человечеству. Сплетничают все, но почему-то испокон веку повелось считать, что именно женщины возвели сплетни в ранг искусства. Несправедливо! Нет, упаси вас Бог подумать, что я хочу отнять пальму первенства у прекрасного пола. Женщины всегда останутся лучшими во всем, но в такой вещи как сплетня, есть такие, кто шагает с ними в ногу, а порою и убегает на сотню- другую метров вперед. Кто? Журналисты!

Григорий Германович Петухов был лучшим журналистом одной из газет города. Своими статьями он мог даже у Фомы- неверующего пробудить жгучий интерес, к чему бы это ни было и не исключено что и веру. С точки зрения желтой прессы, они были блестящие. Порою, накал страстей, разворачивающихся на пол страничке газетного текста, мог заткнуть за пояс любой неплохой детектив толщиною в триста страниц. И всему виной ложь. Сдобренное фактами отборное вранье, которое, что скрывать, любят все люди без исключения, если оно не по их душу. Наговор? Нет, что вы, чистая, правда! Признайтесь сами себе, кто из нас не любит полистать газету где, такие как Петухов, перемывают косточки артистам шоу бизнеса или как сейчас принято говорить, звездам. Они думается, и придумали этот термин- звезда по отношению к сомнительному искусству. А звезда- это совсем другое. Звезда- это что-то необъятное, с неисчерпаемым зарядом анергии и знаний. Звезда должна прививать светлые чувства подрастающим поколениям, пробуждать у молодых желание совершать подвиги и браться за великие дела. Это композиторы, писатели, художники, ученые- первооткрыватели, политики, отметившиеся благими свершениями. Все те, чьи имена останутся в веках, как бы их не оскверняли люди, имя которым обыкновенные завистники. А называть заурядные лампочки перегорающими за считанное время, а то и вовсе в одночасье, звездами, просто невежество, и еще раз невежество. Но вернемся к Петухову. Его коньком были гастроли артистов шоу бизнеса и всевозможные происшествия, разворачивающиеся на улицах родного города.