Александр Ковалев - Так бывает. Юмористическая проза

Члены комиссии, с блеском прошедшие тест на лояльность, еще надеялись, что вот сейчас комендант придёт в себя и рявкнет в свойственной ему манере бывшего служаки:

– Как фамилия? Как стоишь? Курс, группа? Молчать!!!

Но ничего подобного не происходило, наоборот, Носков пол-ностью овладел инициативой.

– «Старые задачи и старческая дряблость либерализма», том двадцать третий. «Не кверху нужно глядеть, а книзу», том три-надцатый. «По торной дорожке», том семнадцатый. Это все про таких как вы написано Ильичом! Перечитайте, если забыли!

К коменданту медленно начала возвращаться речь.

– Да я, … я, … я, … это! Да мы! Ты это, политику мне не шей! Я…

– Комиссия разберется! Как писал Ленин в тридцать четвертом томе в статье «За деревьями не видят леса» – вот образчик филистерской доверчивости и забвения классовой борьбы.

Комендант не понимал, о чем он говорит. Грамотешкой он не отличался с детства, потому и пошел в военные. Паек, обмунди-рование.

Давление, которым он страдал, резко подскочило. В висках стал отзываться учащенный пульс. Его изрядно качнуло.

– Да я, да я… и Ленина, и… Сталина и это… Да я, это, «Великий почин» тоже знаю! Ни одного с-с-с-убботника не пропустил! – только и смог он выдавить в свое оправдание.

– Это хорошо! Кстати, вы воевали? Нет? В тылу отсиделись, а у меня отец воевал. Ранен под Секешфехерваром.

Это было уже слишком! Последние ошметки коменданта Носков размазывал по потолку. Назад ему дороги все равно уже не было. Все как у Галича: «… ты ж советский, ты же чистый как кристалл, начал делать, так уж делай, чтоб не встал».

Емельянов, до того зажмурившийся, приоткрыл один глаз, чтобы не пропустить концовку. Развязка была близка и не сулила Носкову ничего хорошего.

Наконец речь к коменданту вернулась окончательно. Он перестал заикаться и, как только возникла микроскопическая пауза в монологе Носкова, рявкнул в свойственной ему манере:

– Ну, Клавдия Ивановна, чего стоите?! – снова бросил он фразу через плечо.

– Я тут, Петр Петрович! – вздрогнула та от неожиданности и ее и без того красная морда лица загорелась как лампочка.

– Пишите в свои бумажки: сегодня же заменить шкафы на новые, которые вчера привезли по разнарядке. Какая это комната?

– Двести седьмая!

– Выделить двести седьмой комнате три книжных шкафа с учетом поступления очередных томов пятого издания Владимира Ильича!

– Боюсь, третий не войдет.

– Тогда поменять стол на новый и выделить чайник из моего резерва. Записали?

– Да!

– А вы что, сами не видели, в каком состоянии хранится по-литическая литература? Ждали комиссии! Вам ноги переставлять надо? Может, еще хвосты заносить? Глядите у меня! Давно не конспектировали классиков! Распустились! Всех усажу рефераты писать. Прошу членов комиссии освободить помещение.

Потом ткнул пальцем в грудь Емельянову: – И тебя тоже это касается.

Спотыкаясь друг о друга, члены комиссии и Емельянов среди них ломанулись из тесной комнатки назад в коридор, как будто опасаясь, что отставших включат в списки свидетелей.

Комендант подошел вплотную к Носкову, который, как Серпилин у Булгакова в «Беге», молчал и ждал своей участи. Взялся за пуговицу на его рубашке, покрутил вправо-влево:

– Молодец! Далеко пойдешь, если не остановят! Я ведь на самом деле того… не ожидал. Чего я только за десять лет в общежитиях не перевидал! Думал все. Ничем не удивишь. А тут ты так ловко подловил с политикой. Вместо голых баб на стенках – Ленин! Владимир Ильич на полке! Пятое издание!!! Чтобы Ленина в общежитии вслух читали, да еще и под конспект! Никогда бы не поверил, если бы не увидел столько закладок.

Ты это, чудак или сильно хитер, не пойму. Неужели действительно так любишь читать Ленина?

– Вы сомневаетесь?

– Ну да ладно! Слушай, не давай хода делу, прошу. Слово даю, не заметил Ильича, когда вошёл! Не веришь? Давай, я тебе «че-нибудь» законспектирую из пятого издания! Внука посажу, он тебе всю книжку перекатает.

– Нет, не надо мучать внука! Лучше тоже оформите подписку на пятое издание.

– Дорого выйдет? Очередь большая? Сколько уже вышло кни-жек?

– Тридцать четыре!

– Многовато! Меня жена спустит с лестницы, если я притараню ей вместо «Королевы Марго» и «Анжелики» тридцать четыре томика пятого издания. Она у меня политически не подкованная. Упустил в свое время. Теперь уже поздно. Слушай, как тебя зовут?

– Митя.

– Какой курс? – Пятый.

– О-о-о! Слушай, Митя, чего тебе в четырехместной комнате ютиться. Давай, переселяйся в двухместную. Я распоряжусь. Там посвободнее и третий шкаф войдёт. Хватит места и для пятого издания Владимира Ильича и еще останется для Карла Маркса и Фридриха Энгельса! Кстати, какое там у них издание? Извини, запамятовал. Ну что, договорились? Смотри, соглашайся, пока я не пришел в себя окончательно! – пытался шуткой завершить инцидент комендант.

В этот день комиссия уже не возобновила свою работу. В со-седних с Носковым комнатах ее так и не дождались. Зря драили и наводили лоск. Зря весь день не садились на прибранные кровати. Некоторые даже обиделись: черт, для чего старались? А почему не пришли к нам? Ведь ходили по этажам, мы видели! Кто-нибудь знает? Когда ждать снова?

Спешно покинувшая общежитие комиссия оставила после себя много вопросов.

Заграничная командировка Шилина в Сан-Франциско закан-чивалась. Две недели в Америке пролетели незаметно. Не каждому так везет! Другая планета. Завтра домой. Гудбай, Америка, как пел «Наутилус».

Опять грязные вокзалы Москвы с бичами. Таксисты, хватающие за рукава. Уличная торговля с рук. Наперсточники. Обменники в каждой подворотне. Орущие на всех углах и во все горло новоявленные «звезды» российской эстрады.

Одним словом, все «прелести» начала девяностых ждут его, но Родину не выбирают!

Основные покупки на мизерные командировочные сделаны. Сувениры руководству, игрушка дочке, кофточка жене, тарелка с видом Сан-Франциско.

Шилин пересчитал металлическую американскую мелочь. По-лучилось чуть больше четырех долларов. Не везти же ее в Россию.

В последний раз он зашел в расположенный по соседству с его отелем гигантский магазин. Прошатавшись по нему два часа, он так и не смог ничего выбрать за четыре доллара. Наконец он ввалился в очередной отдел, который отличался от всех других полным отсутствием покупателей. Это был отдел надувных изделий. Огромное количество шаров и всего того, что можно надуть, было представлено в лучшем виде.

«Как же я сразу не догадался!» – воспрял духом Шилин. – Шары! Вот, что можно отоварить на мелочь. На сувениры пойдут с шумом. Кто откажется от парочки американских шариков: и дешево, и сердито. Хватит на всех знакомых и не очень».