Марк Гресь - Моя любовь

В сорок шесть трусца – не в радость. Одышка. Но даже хрипы в легких и недостаток кислорода не принудят старого журналюгу перестать вертеть головой. Зачем здесь эти люди? Ну, со студентами понятно. Им нужно куда-то ходить, чтоб не застояться. Сивоусые дядьки да неопрятные тетки с иконками – ну, куда ж без вас? Однако сегодня эти полукарнавальные персонажи – лишь небольшие островки в бескрайнем человекоселевом потоке.

Основные здесь те, кто ходят на работу, сидят в кафе и в Интернете, ездят в Турцию и на Мальдивы, играют в боулинг и преферанс, разрываются между женами и любовницами. Все те, кого вытащить в холодный день на улицу еще вчера казалось немыслимым.

Что ж вам нужно, мои состоявшиеся в жизни сограждане? Вам нужна Европа? Да знаю я вас. Вы сами мне говорили, что не нужны мы чертовой Европе, что поматросит она нас и бросит. Не за Старый Свет вы идете навстречу пугающей неизвестности. Вы, недобросовестные налогоплательщики, добросовестные плательщики кредитов и ипотеки, просто не желаете считать себя холопами, которых можно сегодня одарить пряником, а завтра высечь на конюшне.

Где-то совсем рядом, сверкая рыжей копной волос, идет та, которую я еще не встретил. С кем она сейчас? Возможно, увидала бывшего любовника или даже бывших. Говорит, что вот уже год, как замужем, полюбила варить и шкварить, что какая-то подружка проглотила майского жука, что… А может, обо всем этом она молчит. И еще молчит о том, что очень боится ближайшего заседания суда, приговора и препровождения в унылые места. Или ей просто весело, ведь будет о чем рассказать вечером тому, кто ждет в запущенной квартирке с видом на большую библиотеку имени великого ученого. (Она не знает, что совсем рядом, не выпуская сигареты из зубов промчал седовласый стройный атлет, которому в недалеком будущем прийдет ее смс-ка о бабочках в животе.)

А седовласый атлет тем временем с бега переходит на шаг, и дело не в приступе кашля, а в дивном зрелище. Среди неупорядоченного «движа» гражданских четким прямоугольником, почти строевым шагом следует странное воинство. Пусть доспехи деревянные (лист фанеры спереди, лист сзади) и на голове не шлем, а строительная каска, а из оружия фанерный щит и дубинка. Но эта сотня с лишним бойцов отнюдь не напоминает бутафорную рать, а нечто вроде эльфийского войска из «Властелина колец». Немного нереально, но впечатляет. (Первая армия параллельного государства.)

– Это кто?

– «Тризуб», – отвечает Линукс. – Львовские хлопцы.

– Тягнибоковские?

– Да нет, сами по себе…

Ловлю себя на энтузиазме. Какого черта я, отхаркивая рвущиеся из легких никотиновые смолы, несусь в голову колонны? Потому что боюсь опоздать. Неужели в нашей стране есть куда опоздать? Раньше здесь не опаздывали даже на голодовки. (А чего переменится в голодовке? Кто-то умрет? Да никто ж и не умирал .) А как можно было припоздниться на «Оранжевую революцию»? Никак. А сегодня по улице прут сотни тысяч, чтоб клещами и «болгарками» раскурочить эту древнюю, насквозь провонявшуюся (и столь уютную лично для меня) силосную яму Системы.

Мы достигаем головы колонны, рассчитывая увидеть нечто более впечатляющее, чем воинство «Тризуба». Но впереди – точно такие же обычные люди. У них нет плана. Они просто идут, при этом чувствуя себя довольно неловко. По логике журналиста, как и любого трезвомыслящего человека, – кто впереди, тот и главный. И к тем, кто впереди, спешат фотографы, телеоператоры, журналисты с микрофонами.

– Куда вы идете? Чего хотите?

Они не знают… Лозовой не знает… И я не знаю… Какого хрена ты тут? И на кой хрен тебе это нужно?

Нет, не добавляет седина ума. Нередко под морщинами на лбу скрывается безбашенный мальчишка, и через минуту, две, три пленка здравого смысла вымыта из черепной коробки выплесками адреналина. Ты уже не обращаешь внимания на «тихушников», что под жовто-блакитными флагами прячут диктофоны и камеры. Ты не думаешь о том, что на соседних тихих улицах стоят десятки автобусов, набитых людьми в форме и в штатском. Марк Гресь перестал быть журналистом, художником, киносценаристом… даже политтехнологом. Я, как и сотни тысяч людей, сползающих с Крещатика к Майдану, широким бодрым шагом топаю прямиком в историю.

– Коллективное бессознательное?

– Да.

– Стадное чувство?

– Да!!!

В принципе, мне удавалось большую часть жизни дистанцировать себя от толпы. (Не нравится слово «толпа»? – назовем ее «добровольным собранием граждан».) Так вот, в моей биографии, как и у всех советских людей, случились пионерия и комсомолия. Только чувства стадности эти организации в 70-х и 80-х не воспитывали (что бы сегодня не фантазировали. Может, кто-то и желал воспитать, но хорошие «пастухи» повывелись.)

Мы мечтали о джинсах, потихоньку прифарцовывали, втихую курили и побухивали. В 1982-м комсомольцу Гресю даже довелось постоять в почетном карауле у портрета безвременно почившего Брежнева. Только мысли во время этого почетного стояния крутились не об утрате вождя мирового коммунистического движения, а об отмененной дискотеке в Доме пионеров.

В 1986-м, как все, Марк Викторович был призван в армию. 1986 год – это еще СССР в чистом виде: с двумя каналами телевидения, с «Пионерской зорькой» по радио, с сочными поцелуями партийных вождей на передовицах «Правды». Возращаться пришлось совсем в другую страну: «Ласковый май» из динамиков. Качки в «спортивках» на рынках. Пустые водочные прилавки. Ошалевшие люди. Мятущийся Горбачев. На улицах – митинги.

Самое время проверить на себе «забористость» стадного чувства. Однако демобилизованный оболтус не спешил вливаться в колонны манифестантов. Что мне до свободы общества в целом? Нужно же, по-человечески, отпраздновать обретение личной свободы. (А водки – нет. Приходилось часами выстаивать в очередях за азербайджанским шмурдяком.)

А потом все друзья вернулись, похвастались дембельскими альбомами, наврали с три короба об личных подвигах, выпили, проспались – так оглянись же по сторонам! Жизнь кипит!!! Определись – с кем ты??? Но в канун самоопределения обнаружилось, что рядовой запаса Гресь притащил из армии туберкулез. По этой причине пришлось еще больше года провести в закрытом тубдиспансере, в полной изоляции от общественной жизни.

Впервые на «всамделишном» митинге мне довелось побывать только в ноябре 1991-го. Полуостров Крым. Неподалеку от туберкулезного санатория «имени 20 партсъезда», у автовокзала поселка Симеиз, агитировал «Рух» – за референдум о независимости. То ли руховские ораторы оказались хуже некуда, то ли дала всходы «великодержавная косточка» – ничего похожего на стадное чувство не проявилось. Послушал, плюнул и проголосовал за нерушимость Советского Союза. Последующие годы я не менял своего мнения.