Марк Гресь - Моя любовь

Сегодня все валят на Януковича: мол, кровавый деспот решил в ночи напиться младой крови. Только я из самых достоверных источников знаю, что уже к десяти вечера тот не мог принимать каких-либо решений. Нет, не пьянство… Просто Виктор Федорович – ярко выраженный жаворонок, уже в десять вечера его не пробудил бы и трубный зов пятого ангела. Но кто дал команду атаковать? Тайна сия велика… Каждая из конспирологических версий может быть истинной, а может и полной лабудой.

Но вернемся к Андрюхе. Оказалось, что он отгреб не только от «Беркута», но и от титушек. Если первые прошлись по спине дубинками, то хлопцы в спортивках и кожанках походили по младому телу ногами, а напоследок плеснули в лицо то ли кислотой, то ли щелочью. Глаза прикрыть удалось, зато руки и часть щеки превратились в сплошную рану.

Честно говоря, я никогда не оспаривал право милиции помахать дубинками. Это полезно как для мышечного тонуса самих ментов, так и для поднятия самооценки тех, кого мутузят. Но кислота – это уже за гранью добра и зла. Нечто подобное подумал и весь город.

Почему ж Любоньке Полежай (пассии Виктора Федоровича) не приснился в ту ночь кошмарный сон? Почему она не лягнула спросонья господина президента? Почему господин президент, проснувшись, не почувствовал тяжесть внизу живота и не потопал по нужде? Быть может, тогда, в ночной тиши, он бы услышал встревоженный голос дежурного: «Да не могу я его будить!!!» И зашел бы в дежурку, и выяснил, в чем дело, и отменил приказ давать вольную «Беркуту». Тогда б не было разбитых голов, грома колоколов Михайловского Златоверхого, и никто б не отмутузил Андрюху, и не случилось бы революции… (и не лежала бы твоя рука на моем колене, и я б не прижимался лицом к холодному стеклу, глядя на мелькавшие за окном золоченые изваяния новодельных будд, и не просил у них милости унять мою боль…)

Молодой монах, поранив пятку рыбьей костью, долго изгонял боль медитацией. И так истово, что даже не заметил, как его загнившую ногу отрезал белый доктор в золотых очках.

Маленький бусик «тойота» мчит по прекрасным тайским дорогам. Жаль, нельзя опустить окошко. Я восторгаюсь не каким-то там открывшимся великолепием. Ни хрена великолепного в срединной части острова Пхукет не наблюдается. Дорога себе и дорога, по обочинам – плантации гевеи каучуконосной, портреты короля с супругой и без супруги, однообразные селения; двух-трехэтажные бетонные домики. На первом этаже магазинчик, лавка или автомойка. Перед любым жилым строением – нечто вроде скворечника (по словам гида, это домик для духов).

Восторг дарят не чудеса, а непохожесть на виденное раньше. Сюда бы еще запахи и звуки, чтоб уж полное 3D. Но из радио несется американская музыка, кондиционер гонит стандартный воздух, только торпеда тайского водилы украшена не Николами Чудотворцами, а изображениями Будды и каких-то благообразных старичков…

Моя любовь спит, а я не отрываюсь от стекла. Ищу взглядом то главное, что, согласно Интернету, должно приветствовать фаранга на каждом углу: проститутки, трансвеститы и слоны. (Черта с два. Ни одного слона. Ни одной падшей женщины на обочине.) Что до трансвеститов, то пара-тройка дам были в этом заподозрены, но скорость, с которой наш бусик несется по великолепному шоссе, не дает разглядеть мужского кадыка и иных подозрительных выпуклостей.

Гид говорит, что мы на подъезде. Я в нетерпении. Заплатив за тур сумасшедшие деньги (действительно сумасшедшие), ожидаю окунуться в атмосферу вызывающей роскоши. Но наша «тойота» притормаживает явно не у дворца махараджи. Какие-то столбики, пальмочки, большие бочкообразные вазы с песком для гашения окурков. (Впрочем, обстановка свидетельствует о недурном вкусе владельцев.)

Моя спутница, всласть отоспавшись в машине, ожила, закапала нос, прочихалась и принялась щебетать на своем безупречном английском с миловидной тайкой. Оформление – дело не минутное. Самое время – смочить горло. И тут – первый облом. Бармен не понимает слова «коньяк»! С настойчивостью учителя словесности из интерната для олигофренов я произношу слово «коньяк» в десяти разных вариациях, со всевозможными ударениями, и даже помогаю жестами. Однако прилично говорящий на аглицком наречии бармен рассеянно улыбается и мотает головой.

Огромный бар забит чем угодно, вплоть до сулей с маринованными змеями и скорпионами. Но ни одной бутылки с этикеткой Marteli, Couruasie, Otar! Не дождавшись понимания, Марк Викторович бесцеремонно ныряет под стойку и максимально приближает близорукие глаза к батарее сверкающих разнонаполненных сосудов.

О счастье! Как скромная красавица за спинами расфуфыренных подруг, спряталась едва початая бутылка Hennessy. Мой торжествующий крик был услышан даже сонными таксистами и опрятным регулировщиком. Правда, пока я делился маленьким триумфом со своей любовью, бармен едва не испортил праздник. Верноподданный короля Пхумипона Адульядета бросил в пустой бокал щедрую горсть льда.

«О нет!!!» Мой очередной вопль превзошел по шкале децибел первый. Бармена парализовало. Принимаю из его холодеющих рук бутылку, самолично наполняю порционную мензурку и переливаю содержимое в бокал (без льда! С этого момента персонал меня стал звать «мистером Хеннеси».)

Лишь через несколько дней размышлений стало ясно, почему коньяк местному населению практически незнаком. И туземцы, и туристы заказывают исключительно те напитки, которые можно охладить. Поступать подобным образом с коньяком – преступление! (Иначе не скажешь.)

Номер неплох. Вернее, это не номер, а так называемое бунгало. Домик на одну комнату с террасой, прямо на террасе – небольшой бассейн. Строения так хитро вписаны в ландшафт, что в заборах нет необходимости (можно расхаживать даже голяком). Ну а еще присутствует среднего размера джакузи. В общем, налицо почти все элементы «сладкой жизни». Да, нельзя не отметить кровать – метра три в ширину и отменное белье.

Из минусов: тайцы совершенно не умеют готовить. Бросаться на морепродукты как-то сразу не хочется, тем более, что ни я, ни моя спутница – не являемся любителями омаров, осьминогов и креветок. А заказанные из ресторана в номер стейки по упругости и носкости мало чем отличаются от резиновых тапочек официантов. (Ну и хрен с ними, что невкусно.)

Вечер в тропиках недолог. Вот светит солнце, а через минуту-другую – щелчок, и ночь. Ясная, с незнакомыми звездами, с загнутыми в непривычную сторону рогами молодого месяца. Наш отель скучноват. Ночами здесь тихо, однако здешняя тишина намного отличается от нашей. Она наполнена стрекотом цикад, криками ночных птиц, позвякиваниями невидимых колокольчиков.