Ирина Лиленко-Карелина - ЗОЖники. Иронический роман

– Я вас попрошу… – возмутился Валя и встал со стула с твердым намерением убить ее прямо здесь.

– И не просите – не получите! Истерик. И нечего хвататься за невидимый кинжал. – Зинаида Германовна смерила взглядом всех, включая мусорные корзины, и вышла.

Валя метался по гримерке раненым тигром, готовый растерзать любого. Сергей набрал на мобильнике чей-то номер.

– Але, Сонечка. Здравствуйте, миленькая. Как ваше драгоценное? Ну, рад, рад. Такая красивая женщина просто обязана жить сто лет. Сонечка, а дайте угадаю – китайский проект вы курируете? Ну как же, конечно, знаю. Не-е-е, что вы, я сам – никак. Хочу предложить вам чудесного мальчика – талант, да что там талант – гений.

В трубке, видимо, обрадовались.

– Сонечка, я в долгу не останусь. Сегодня же заскочу с шампанским. Обнимаю.

Валя поморщился:

– Я так понимаю, что мальчик-гений это я.

– Ты, кто же еще? Давай, чувак, реальный шанс. Софья – куратор проекта. Она тебе поможет. Готовься. Ты, кстати, в курсе, что там надо быть в спортивной и очень здоровой форме? Валяй, Валя, у тебя всего полтора месяца.

Репетиция бесила, спектакль бесил, режиссер бесил, бесили все, даже друг Юрлович, хотя только он всегда был надежей и понимал Валю почти как дед. Зина, конечно, дура и вечно несет пургу, к тому же уверена, что он никчемный. Как это вышло? Не так же все начиналось, и не таким должно было стать.

Отбившись от родительского гнева не без помощи деда, Валико поехал из Тбилиси в Москву, где и стал Валей. В его грузинской родне такое вольнодумство не приветствовали. Семья строгих врачей не умела разводить сантименты, а после рождения младшей сестры личностью Валико вообще особо никто не интересовался, кроме деда. Москва встретила бодро: грузинский темперамент и характер, сдобренные талантами, артистическим и вокальным, оценивались высоко, и Валико поступил сразу в два театральных института. Он гордился, что есть выбор, но в звездную болезнь впал не сразу. На третьем курсе случились потрясения, которые, сообразно нетвердости молодечества, выволокли на поверхность не лучшие свойства характера. Сначала его пригласили на главную роль в кассовом молодежном фильме, где хороший бюджет и звездный состав могли закружить голову даже стойкой личности. Надо сказать, что дела в кадре у Вали шли успешно, он и камера быстро поняли друг друга, съемки оказались в кайф, атмосфера способствовала носозадиранию. К тому же по случаю партнерства в фильме случилось взаимопонимание, а впоследствии дружба с самим Сергеем Юрловичем, которого Валя боготворил давно. Юрлович и познакомил его со своей племянницей Тамарой, ставшей, по собственному Валиному выражению, царицей его сердца, а чуть позже и женой.

Много всего и сразу закружило голову, и Валико потянуло на бесшабашные подвиги. Учеба казалась ему бессмысленной, он рвался в кино, но больше не звали. Мелкие эпизоды, роли бандитов и киллеров – стереотипный выбор по внешности. Мастер курса был им недоволен, но его мягкая натура и Юрлович, уже в ранге родственника, оберегали от конфликтов. Валя так-сяк доучился, на многое забил, много недополучил. Взяли в Театр современной драмы, привычнее Совдрам, где уже много лет служил актером народный артист Сергей Дмитриевич. Но если на решение взять в труппу Юрлович слегка повлиял, вернее, попросил, то получать роли – тут, батенька, сам, в эти ворота на протекции не въезжают.

С Тамарой все стало портиться сразу после женитьбы: ревнивый Валико с трудом терпел Тамару в любовных ролях, жаждал детей и главенства в семье, по крайней мере так говорил. В реальности же ему казалось, что все вокруг по протекции, и его отношения с Тамарой тоже. К этому присовокупилось соревнование талантов; Тамара в его понимании выигрывала, чего грузинская гордость терпеть не могла и за что грузинская совесть жрала поедом. Огнетушитель – вино, много вина, потом водка, и виски, и все-все-все. Что же еще делать с гордостью и тоской? Заливать.

Валя перебирал свой короткий творческий путь, да и жизненный попутно, оставшись после прогона в гримерке наедине с плавленым сырком – другой жратвы не обнаружилось. Он тоскливо выковыривал из кубика сыра куски пеперони. Нестерпимо хотелось выпить, но и доказать тоже сильно хотелось.

– Планируешь доказать, что ты не пьянь и еще способен потрясать талантом?

Схожесть смысла удивила. Валя обернулся к двери. Понятно, это Сергей. Начнет утешать.

– Так, паря-девка, собирайся и поехали ко мне, а то случится у тебя ОРЗ, – строго сказал Юрлович.

– Май месяц на дворе, какое еще ОРЗ?

– Терминологию надо знать. ОРЗ – «очень резко завязал», завязывать тоже надо с умом.

– У меня кот не кормленный, – вяло сопротивлялся Валя.

– Заедем по дороге. Давай-давай, шевели колготками.

«Музыка играет так весело, так радостно, и кажется: еще немного – и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!» Тамара подумала и повторила немного тише и не так пафосно: «Если бы знать, если бы знать!» Тамара – большая труженица, она все делает как учили, она записывает в блокнотик все замечания режиссера и рядом свои соображения. «Три сестры» в Театре на Трубной, где служит Тамара, идут уже третий месяц, а она все ищет и сомневается, сомневается и ищет.

Тамара Краснова долго не верила, что она действительно актриса, даже поступив в институт. Родители тоже недоумевали: как случилось, что они упустили свою девочку? Нормальная молодежь должна стремиться в другие вузы, нормальные. Дольше всего не могла смириться мама, в девичестве Юрлович, хотя ее родной брат был кумиром уже двух поколений зрителей. По мнению родителей, Тамара должна была идти в сторону Бауманки или МГУ – как карта ляжет, а карта оказалась казиношной фишкой, залетевшей совсем не на ту цифру. С чего вдруг?

Подростком восьмого класса математической школы она впервые вживую встретилась со своим знаменитым уже тогда дядей, прибывшим из Петербурга без всякого секретного предписания на ПМЖ. Культурная столица не вмещала его могучего дарования, которое оценили в Москве: пригласили в Театр современной драмы, известный еще с советских времен как Театр советской драмы. Переименование прошло спокойно и незаметно для обывателя. Он как был Совдрам, так им и остался.

Если раньше дядя для Тамары был сказочной богемной фигурой, то теперь питерский родственник частенько появлялся у Красновых с целью провести время – так сказать, за отсутствием кухарки имеем отношения с дворником. Друзей у дяди в Москве почти не было, скорее наоборот, а душа требовала коммуникаций.

Как ни сопротивлялись родители, учеба в театральном институте случилась, а через полгода перестала быть сном и для Тамары. И тут появился Мастер. Нет, не тот Мастер, что у Булгакова – добрый и мудрый, а тот, что мастер актерского курса – прораб, строитель человеков-актеров. Как всякий специалист постройки, мастер курса ломал своих учеников об колено и обо все, что попадется. Никто и никогда не смог бы объяснить, зачем это делают, но так принято в большинстве театральных учебных заведений. Надломилась не только логичная математическая опора Тамары, но и душа хрустнула. Самый сильный надлом случился, когда с разницей в три месяца два сокурсника решили кардинально уйти из профессии: один в окно, другой через пачку колес и бутылку водки.