Ирина Лиленко-Карелина - ЗОЖники. Иронический роман

С таким закидоном Роман еще не сталкивался. Он слушал свою благодетельницу и пытался понять, не врет ли мадам. Может, у нее совсем крыша поехала? Почувствовав недоверие, Вета подтвердила:

– Это чистая правда. Не я одна, многие знают, что он зожник. Но интересно еще и другое: он намерен подтянуть этот ЗОЖ к трактовке Шиллера, такая вот хитрая концепция. Об этом-то как раз знают не многие. Но у вас, Рома, есть время подготовиться – китаец появится в России не раньше чем через месяц. Не переживайте, я буду держать вас в курсе. А теперь можете бежать на вашу важную встречу. Удачи.

Она резко, как солдат в карауле, развернулась к Роману спиной и тут же исчезла в темном фойе. Пребывая в странном оцепенении, Роман продолжал стоять. Ему даже показалось, что никого и не было, и разговора не было. Так, привиделось что-то нелепое.

«Отомри, болван!» – приказал он себе и вышел из театра на улицу. События последнего получаса все еще казались видением. Или это была правда? Вряд ли Вета Грибова способна на выдумку такого масштаба, тем более на розыгрыш. Проблем зожников ему только не хватало. Важно ли это для него или наплевать? Все-таки встречу с молодым кинорежиссером игнорировать не стоит. Роман усмехнулся и пошел в сторону метро. По ходу родилась и намертво прилипла нелепая фраза в такт шагам: «Зожники – заложники – подснежники – художники».

«Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки! Лей, дождь, как из ведра и затопи верхушки флюгеров и колоколен! Вы, стрелы молний, быстрые, как мысль, деревья расщепляющие, жгите мою седую голову!» Леха стоял у окна и смотрел, как разыгрывается гроза. Ветер почти сдул прохожих, вот-вот начнется ливень. В Лехиной душе тоже намечалась гроза. Молнии мигрени и сильный ветер переменных направлений в голове, поиски то истины, то еды, обрывки разных ролей – все вперемешку. Знакомый признак депрессии.

Леха ждал телефонного звонка уже третий день. Все знают прописную истину: чем пристальнее смотришь на чайник, тем медленнее он закипает; вот и с телефоном так же: сильно ждешь звонка – его не будет. Поэтому Леха поставил городской телефон на автоответчик, а мобильный забросил в дальний угол. Ждать желаемого невыносимо. Книга не отвлекала, фильм – еще хуже. Фильм взбесил особенно, в нем играл Смоктуновский. Леха не мог понять, как можно вот так, в приличном возрасте стать популярным и востребованным. У него, у Лехи, никак не меньше таланта, а не звонят. Ему уж сорок два, и все еще Леха. Не Алексей Михайлович и даже не Алексей, а Леха, черт их всех дери. Грех жаловаться, в театре «Новое время», где он трудится уже миллион лет, роли приличные и в серьезных постановках. Но где сейчас театр? Вот кино!

Приятель рассказал на днях, что слышал, будто его, Лехина, кандидатура рассматривалась в новый сериал. Средний, в общем-то, сериал, но роль главная, а Леха загадал давно: как главную в кино получит, так покатит. Персонаж, конечно, не ахти, детектив, подражание французам – убийство в санатории, в нашем, разумеется, санатории, но расследование ведет майор, без полминуты подполковник, с яркими рыжими усами и сумасшедшей проницательностью. Его случайная добровольная помощница – привлекательная дама плюс-минус тридцать, с которой по сюжету развивается роман. И первая главная роль.

Автоответчик замигал, чвакнул, крякнул, и Леха услышал свой сладко поставленный голос: «Вы позвонили Алексею Чарскому, оставьте сообщение после сигнала», – чпок, пи-и-и…

– Тузик, привет! Ты дома? – Только мама чаще всего звонила ему на городской, и только мама всю жизнь называла его Тузиком, изредка Тузенбахом – от совсем уж гневного расположения.

– Тузик, але! Ну ты же дома, сними трубочку!

Говорить с мамой надо, но неохота. Мама, уникальный преподаватель английского языка, не одобряла никого по принципу Портоса «Не одобряю, потому что не одобряю»: сына, мужа-дипломата, сестру – известную детскую писательницу, первую жену Алексея – балерину. Мама не умела одобрять, правда, компенсировала это тем, что и себя не одобряла.

Все Лехино детство, включая школу до девятого класса, семья Чарских жила за границей. Папа, атташе по культуре с пятью языками в анамнезе, служил то в одном, то в другом посольстве, преимущественно в англоязычных странах: Австралия, Канада, Великобритания. Алексей вернулся в Москву пятнадцатилетним щеголем в модных шмотках. Для девочек в новом классе он стал идолом: он уже видел порнуху, пробовал марихуану и знал кучу такого, чего даже предположить не могли его сопливые одноклассники. Когда по собственной инициативе его агрессивно соблазнила самая длинноногая десятиклассница, трахнув на матах в спортзале, он окончательно почувствовал себя Шварценеггером как минимум и Де Ниро как максимум.

– Тебе ли не поступать на актерский?! – заявила соблазнительница. – С такой внешностью, фигурой и шмотьем все учительши будут кончать от мысли о сексе с тобой.

– В вузе они называются преподаватели.

– Вот-вот, каждая баба от двадцати до пятидесяти захочет быть давательницей, – томно поводя плечиками, подтвердила девица.

Слова запали и назойливо сверлили Лехины мозги. Отец тогда еще был жив и помог сыну с протекцией, кто же откажет чиновнику от культуры. От матери намерение скрыли, благо в период вступительных экзаменов она гостила у подруги во Франции и была уверена, что чадо пошло на журфак МГУ. Потом по квартире несколько месяцев гуляли штормы, но Леха был тверд. Он еще не знал, что с талантом у него не так уж и круто. Нет, он не был бездарью, искра бегала в нем и изредка вспыхивала пламенем, но не гений, просто добротный профессионал, каких много.

– Да, мама, я тут. – С мамой, как в старом анекдоте, проще дать, чем два часа объяснять, почему нет.

– Тузик, какого сакрального смысла жизни ты ждешь от телефона на этот раз? – Маму не проведешь, даже если захочешь.

– Да я не жду, скорее наоборот, не хочу слышать.

– Леша, ты бойся другого. Совсем скоро никто не захочет слышать тебя. Сколько можно ловить птицу счастья? Ее хвост давно ощипали более шустрые. Займись делом! Можно на пятом десятке заняться делом?

– Мама, а я по образованию актер и больше никто.

– Ну что сейчас образование, кроме бумажки? Вон бизнес-тренеры, консультанцы…

– Консультанцы – это сильно!

– Не цепляйся к словам, я оговорилась. И перестань переводить разговор на другую тему. Тебе скоро полтинник, ты хоть бы женился, что ли, на приличной женщине. Кому ты будешь нужен в старости?

Леха устал и больше не слушал. Он только сейчас понял, как нечеловечески он устал доказывать, бороться, справляться, в том числе с мамой. Мама в свои шестьдесят семь выглядела его ровесницей, была стройной, держалась прямо и высокомерно. Красотка от природы, обожаемая мужем-дипломатом и имевшая все, чтобы реализоваться в своей профессии, она и реализовалась, удалась. А он не удался, не оправдал материнских надежд.