Елена Ликанова - Я тебя никогда не покину

Забор в это время сделал резкий поворот и как-то подозрительно накренился. Из него был выбит солидный кусок, и сквозь дыру виднелся овраг. «Слава Богу, добрались», – обрадовалась я, потому что уже начинало темнеть. Овраг был на самой окраине города и служил как бы его границей. Оставалось перейти на другую сторону, а там уж и до автобусной остановки рукой подать.

Мы пролезли в дыру и спустились овраг. Темнота спустилась вслед за нами и накрыла с головой. Мы двигались наощупь, медленно переступая, чтоб не поскользнуться. Я не боюсь темноты, а Мошка и подавно, всё-таки, всю жизнь в лесу прожил. Но я не хотела потеряться, вернее – потерять деда. В городе он заблудится с непривычки. Поэтому, мы шли и тихонько переговаривались между собой. «Слушай! Я тут вдруг подумал – а как ты вообще в моём лесу оказалась? И что ты там делала одна?» – прогундосил как бы сам себе лесовичок. «Ура! Я выиграла!» «Что?» – не понял Мошка. «Я выиграла спор, – пояснила я, – мы с кикиморой перед нашим с тобой уходом поспорили – спросишь ты меня – кто я и откуда или нет. Кикимора сказала, что – нет, потому что тебя интересуют более высокие материи. И проиграла!» «Да? Она так сказала? Н, что ж, великий ум, так сказать… требует, м-м-м, очень большой сосредоточенности, ничего лишнего, никаких… н-да-а-а…» Лесовичок явно потерял нить, но при этом всё больше раздувался от гордости, приняв мои слова, как и всё, что я говорю, за комплимент. «Значит, мне не рассказывать о себе?» – растерялась я от такого поворота нашего разговора. «Нет, почему же, расскажи, если хочешь, а то расстроишься. Я добрый дед, отзывчивый. Родители-то у тебя есть?» «Есть. Только они сейчас в командировке, в Тигусигальпе». «Родители, значит, в отъезде, а ты по лесам шляешься? Нехорошо-о-о…», – протянул Мошка. «Я не шляюсь. Мы с друзьями на пикник поехали…» «Странно, – географию я неплохо знаю, но что-то не припомню – это что за пик такой, в честь кого назван?» – перебил меня дотошный Мошка. «Да не пик, а пикник – мероприятие такое – выезд на природу с корзинкой еды». «Хорошее мероприятие», – одобрил Мошка. «Ну вот, мы поехали… Сначала всё хорошо было…, но потом мы поспорили с Метро Политеновичем (он из Оклендии приехал – по обмену) – поспорили мы с ним о судьбах женщин Востока. Я обиделась и убежала, куда глаза глядят». «Понятно, – сказал Мошка, – а почему такая тема странная? Для спора. Лучше бы обсудили проблему экологии – вырубку лесов и осушение болот…» «Вырубка лесов – это не мой профиль, этим другой факультет занимается, а у меня – ИНЖЕНЮ – Институт Женских Нюансов, я там учусь». «Надо же! А я думал, ты маленькая ещё, тебе лет двенадцать». «Правильно – двенадцать, только задом наперёд – двадцать один». «Вот всё у вас, городских, не по-людски, задом наперёд», – проворчал по привычке Мошка. «Так я, всё-таки, не понимаю, – продолжил, помолчав минутку, дед, – при чём здесь женщины Востока?» «Просто, это тема моей курсовой работы. По специальности». «И много ты написала уже?» «Пока только полстраницы. Хочешь, перескажу?» «Давай», – согласился Мошка.

«Женщины Востока! – начала я бодро, —

Я хочу быть восточной женщиной с раскосыми глазами и смелой походкой. Но это невозможно. Раскосые глаза не предполагают смелой походки. Женщина Востока закрепощена. К тому же, из-за раскосых глаз, она не может иметь широкий взгляд на мир. А когда она встречает на своём пути незнакомого человека, то от смущения закрывает лицо… юбкой. Я не могу быть восточной женщиной. У меня европейские черты лица, глаза-блюдца и неуклюжая походка. И моей юбки не хватит, чтобы закрыть даже пол лица», – тут я умолкла.

«Это всё?» – спросил Мошка. «Пока – да». «Ну, что ж, в целом, так сказать, отражает…».

«Тс-с-с-с-с! – приставила я палец к губам, – Ты ничего сейчас не слышал?» «Я носом шмыгнул. Два раза. А что?» Да нет, голоса ты не слышал? На том конце оврага».

Мы прислушались. Сначала, вроде, было тихо. «Люсь, а Люсь! – раздалось вдруг где-то недалеко от нас, – Люсь! Ты моего не видела?» «Нет, – отозвались из кустов, – левей погляди, может, там…».

«Фу-у-у, – у меня от сердца отлегло, – Не бойся, это соседки наши, Люся и Вера». «А что это они в такой час по оврагу рыщут – грибы, что ли, собирают?» «Ага, грибы, днём у них времени нету – работа, дом… А вечером выходят и собирают», – понесло меня. «А чегой-то они говорили – мой, твой… У них тут что – все грибы поделены – где чей?» «Что, неужели, так прямо и говорили? А-а-а, так это они их сами посадили, эти грибы. Соревнуются, чей больше вырастет, мой – твой, твой – мой. Для удобства. Не давать же каждому грибу своё имя, правда, ведь, ерунда какая-то? Гриб Вася, или там – гриб Иван Иванович. Как там ваш Вася поживает? – Растёт помаленьку, а ваш Иван Иванович? – Да что-то захирел совсем, наверное, поливали плохо…».

Тут, слава Богу, мы вышли прямёхонько к остановке, и мне не пришлось больше нести эту околесицу. «Фу-у-у, – отдуваюсь я, – ну, вот, осталось совсем немного – сейчас сядем на первый автобус, и он нас прямиком к дому доставит». Сели на лавочку, сидим. Мошка о чём-то своём думает, я ему не мешаю, – подустала уже трепаться незнамо о чём.

«На речке, на речке, на том бережо-очке!..», – послышалось вдруг откуда-то из темноты ненавязчивое пение. «Это ещё что за слуховые галлюцинации на ночь глядя?» – подумала я. Мошка на пение никак не отреагировал, сидел, уставившись на фонарный столб. «Мошка! Мошка! Ты ничего сейчас не слышал?» – спросила я на всякий случай, хотя ясно было, что даже если сейчас громыхнёт пушка, моему деду это до лампочки. «Не-а», – помедлив с полчасика, ответил Мошка. Между тем, пение повторилось и теперь уже не смолкало, становясь всё навязчивее.

«Салютик!» – радостно выпало что-то из кустов и приземлилось рядом со мной на скамеечку. Было оно в ватнике и вязаной шапочке петушком – это то, что с налёту удалось разглядеть.

«Салютик, – ответила я сдержанно в манере собеседника, – Мы знакомы?» «А что это за хмырь там, у столба, крутится? С тобой что ли?» – игнорируя мой вопрос, гнул свою линию ватник. Дед Мошка к тому времени, действительно, переместился поближе ко столбу, который его явно заинтересовал. Он приглядывался и принюхивался к нему, а также пытался отколупнуть кусочек ногтем указательного пальца.

«Эй, приятель! Что, интересно?» – обратился ватник теперь уже к деду. «Безумно!» – лаконично ответствовал, не поворачивая головы, Мошка. Ватник немного выпрямился и развёл руками: «Ну-у-у!».

«Так Вы мой сосед! – дошло тут до меня, – Сосед по клетке! Васька! Да?» «Сосед. По самой, что ни на есть, клетке. Империалистической, свободуподавляющей, душераздирающей клетке!» – Васька совершил героическую попытку подняться во весь рост, этот вовесьрост у него не получился, и он снова рухнул на скамеечку. Та капризно вякнула. «А вот у нас в лесу полная свобода волеизъявления и никаких клеток», – возник тут ни с того ни с сего вездесущий Мошка. «Это кто же там такой умный выступает? – взъерепенился Васька, – Иди-ка поближе, я тебя разглядывать буду». «Тише, тише, – усадила я его на место, – не кричи, не порть мне отношения с начальством, это же мой руководитель диплома – профессор Владиметр Околесович Чудиков. Мы тут беседовали на тему прямолинейности в жизни и в искусстве, и профессор использовал этот столб в качестве наглядного примера». «А-а-а, – понимающе закивал Васька, – ну, так бы сразу и сказала… Тс-с-с… Всё, нем, как рыба», – и он заткнул себе рот рукавом ватника. «Нет, я вшё-таки, подойду к нему, ты шмотри, шео он жастыл, как бюшт поэта Ешенина в жадумчивой поже?» – не стерпев, прошамкал сквозь рукав ватника Васька, и направился нетвёрдой походкой в сторону Мошки. «Сто-о-о-ой! Сто-о-о-ой!» – попыталась я остановить его, но он стряхнул меня лёгким движением плеча и, пробубнив что-то типа «Ижвини», попёр на деда. «Ах так! – вскипело тут у меня повсюду, – Ну, Васька, ну, погоди! Вот я сейчас пойду и Люську позову! Даром она, что ли, часа два уже по оврагу тебя ищет? Ещё я его покрываю, а он деда моего достаёт! Охламон! Люсь! Люсь! Иди сюда, тут твой Васька нарисовался!», – повернулась я в сторону оврага и стала звать. Тут краем уха слышу – автобус подошёл. Поворачиваюсь, а Васька моего деда хвать под мышку и в дверь автобуса с ним ныряет. «Я, – кричит, – твоего деда в заложники беру, очень он хорош как собу… собеседник, с ним мы легко третьего найдём».