Борис Полушкин - Три колодца

Нас словно вдруг макнули в майну,

И стыд ударил под ребро,

И кто-то мел, почти случайно

В чужое выбросил ведро.

И кто-то звонко рассмеялся:

«С утра такая канитель!»

Делить никто уж не пытался

В окно вломившийся Апрель!

Тобой забытая перчатка

Тепло руки еще хранит.

Так просто было все и гладко.

И вот лицо стыдом горит.

Ушла. Щелчком закрылись двери.

И все. Смелее из углов

Крадутся сумрачные звери

Не совершенных мной грехов.

Хотел любить, отбросив ревность,

Без бурь, без искорки в крови,

Забыв, что может быть неверность

Прямым синонимом любви.

Не зная, что обидеть можно,

Вручая каждый день цветы.

Не оттого ль в любви так сложно,

Что слишком много простоты?

Спят деревушки легким сном,

И мне бы спать, да вот, не спится!

Смотрю, как снег тугим крылом

С вагоном нашим вровень мчится.

«Не отставай!» – ему кричу,

А он хохочет, чист и светел.

И даже хлопнул по плечу,

Как будто дружбою ответил.

Письма старые вороша,

Вспоминаю почти со смехом,

Как читал их, едва дыша,

Отзываясь стократным эхом.

Все прошло и кому виной,

Что теперь полудетские строчки

Не владеют моей душой,

И не жалко скомкать листочек..

Ночью пишется, как спится,

Рифм цветочных кружева.

Как снежинки на ресницы опускаются слова.

Иллюзорный легкий танец

Строк под музыку луны.

Дирижер – маэстро Память

Без намека седины.

И ни грязи, и ни пыли,

Там, где пыль, и там, где грязь.

Очень хочется, чтоб сбылись

Песни. Хоть одна б сбылась!

Сидим, балагурим, играем в слова,

Сплетаем беседу легко и умело,

И челка твоя, как на склоне трава,

От летнего зноя слегка пожелтела.

А я из метелей приехал вчера,

Где только в июне снега исчезают,

И все мне приятно, и даже жара,

Которая всех под навес загоняет.

И лето вдыхаю поверхностью всей,

Пьянею от запаха трав, торжествую,

Сижу, отдыхаю от белых ночей,

О прелести белых ночей повествуя!

Погадай мне, цыганка, по белой руке!

Я поверю легко в твой нехитрый обман.

Я по жизни пущусь, как по вольной реке,

С головой окунусь в столь желанный туман!

Как забавны сплетенья чарующих слов,

Счастье близкое вновь побеждает беду,

Полыхает под солнцем январский покров,

Но вот-вот соловей разольется в саду!

И навстречу мне выйдет в весеннем платке

Золотая девчонка с улыбкой простой.

Погадай, мне, цыганка, по белой руке

На червонную даму, забытую мной.

В ладонях старого альбома

Стучится пойманной пчелой

Былого времени обломок,

Умелой схваченный рукой.

Шелк белый по ветру развеян,

И счастье плещется в глазах,

Жених испуганно-растерян,

В костюме новом, и в цветах.

Свидетель холостой смеется,

Подружка верная грустит..

В ладонях время бьётся, бьётся,

А жизнь стремительно летит.

Много ль, мало ль тому, жил несчастный поэт.

В каждом вымысле место есть правде,

Стол на кухне и стул – вот его кабинет,

И стопой голубые тетради.

Он любую из них раскрывал наугад,

Сигарету притиснув губою,

И в мечты погружался, как в зреющий сад

С восхищеньем и давней тоскою.

Его критик суровый в статьях не ругал,

И NN не хвалил по причине:

В рифму он и двух строк за всю жизнь не связал,

Никому не известен поныне.

А поутру привычно бранилась жена,

Улыбались взрослевшие дети..

Так и умер поэт, в том не наша вина,

Может, самый счастливый на свете..

Надежд перебирая черепки,

Готовлю себя к новому сраженью,

И для победы или пораженья

Ввожу стихов резервные полки.

Они пойдут по скошенному полю

Газетных нечитаемых страниц.

Невозмутимость равнодушных лиц

Меня пронзит давно знакомой болью.

На свете все ругая и кляня

Я захлебнусь в её слепой лавине,

Но если вдруг меня она покинет,

Где силы взять для нового огня?

Поэты – самоеды, дикари.

Они живут, свои терзая раны.

И душу истязают до зари

За пару слов. В заботах неустанных

Заезжен конь крылатый, сбился с ног.

И что ему, свидетелю облавы,

Прозрачная упругость ваших строк,

Мишурный блеск непостоянной славы.

Собравшись в путь, не забывают шпор,

И он, хрипя, выносит вас к вершине!

О, сколько взял он неприступных гор,

И скольких сбросил вниз на половине!

Друзья считали чудаком,

Жена стучала у виска,

А он, когда уснет весь дом,

Тетради синие листал.

Он гладил белые листы,

Как дочерей по головам,

И плавил робкие мечты

В стихи негромкие, как сам.

Текла за строчкою строка,

В окно царапался рассвет,

Безвольно падала рука,

И понимал он – песни нет..

И, словно чувствуя вину,

Весь день ходил он, вниз глаза,

И слушал сердца тишину,

И ждал, когда придет гроза..

Художник краски растирал,

Художник кисти разминал,

И, соблюдая ритуал,

Пил корвалол и люминал.

Он видел в сером полотне

Живые проблески ветров,

Сиянье голубых снегов,

И небо в зоревом огне.

Он мира цвет и глубину

Постиг душой и был готов

Один за тысячу веков

Явить желанную весну.

И каждый нерв его звенел,

Кровь волновалась горячо,

Удача терлась о плечо!

Он кисти взял!.. и не посмел..

«Я к Вам пишу…» Простите плагиат,

От классиков всесущих нет спасенья,

Измученный невзгодами и ленью,

Я Вашему вниманью буду рад.

И без раздумий и черновиков

Вверяю мысли веренице слов.

Давным-давно, а кажется вчера,

Мы растворялись в каждой нашей встрече,

День на посту менял лиловый вечер,

Ночь засыпала с нами до утра.

И стрелки замирали на часах,

И нам неведом был разлуки страх.

И соловьи завидовали нам,

Цветы стелились мягкими коврами.

Но море жизни вздыбилось волнами

И разнесло по разным берегам.

Я Вас искал по свету много лет

И не нашёл, когда б не интернет.

Как Вам живётся в солнечных краях,

Где не бывает ласковых метелей?

У нас снежинки с неба полетели,

И детвора резвится на санях.

Как передать за множество границ

Мороза звон и теньканье синиц?

Наш скверик постарел, но также мил,

Грустят в снега упавшие аллеи,

И я грущу, но вовсе не жалею,

Чего жалеть – я с Вами счастлив был.

Я обрываю торопливость строк…

Вы счастливы в Майами? Дай Вам Бог.

Простите, в доме нет вина,