Константин Зарубин - Не люби меня осторожно. Рассказы и повести. 1999-2007

Таким образом, понимаю я, Вера видит во мне не орангутанга в зоопарке, а коварного соблазнителя, Казанову Северной Пальмиры. Её недоумение больше не озадачивает меня. Я долго и искренне хохочу. Потом я объясняю, как оно всё есть на самом деле, но в очередной раз убеждаюсь на собственной шкуре, что грешным значительно лучше быть, чем слыть, ибо в первом случае можно просто перестать. Тогда как переубедить кого-либо не можно никак. После окончания моей речи в защиту моего целомудрия, Денис понимающе подмигивает мне, а Вера хихикает. Они не задают мне никаких вопросов о моей личной жизни, а под конец вечера, когда я автоматически наклоняюсь, чтобы на прощание чмокнуть Веру в щёку, нетрезвый Денис говорит, Верун, будь начеку, с этим не успеешь оглянуться, как наставишь мне рога.

И они долго смеются.

Подавленный, я приезжаю домой, пью чай и испытываю грусть и родственные ей эмоции. На пике всех этих эмоций я теряю самообладание и, некрасиво приоткрыв рот от усердия, пишу на оборотной стороне счёта за междугородные переговоры:

«я весь когда-нибудь женюсь / на той, с которой ничего / мы будем вместе до конца / она поможет мне идти / она потащит на себе / она убережёт меня / от пошлой правды о себе / пока я буду умирать / беззлобный / бывший / человек / бездарный претендент на всё

она угробит свою жизнь»

На следующий вечер я возвращаюсь с работы, читаю это и меня охватывает праведный гнев.

С чего это она должна угробить свою жизнь? Чего во мне такого чудовищного? Что я, не умею глядеть обожающими глазами? Печенье не могу научиться печь? «Молитву влюблённых» на стену повесить? Собаку завести? И почему это я должен жениться на той, «с которой ничего», а не на той, с которой лучше всего на свете? Потому что я «КОГДА-НИБУДЬ женюсь»? В эпоху тотальной лысины и обрюзгшей морщинистой хари? А не сейчас? И куда это она меня потащит на себе? Это что, намёк на несчастный случай на производстве? На моём-то? И какой это пошлой правды о себе я ещё не знаю? И причём здесь моя бездарность? Какие у Миши таланты? Денис, правда, программист хороший… Но каким боком это касается продолжительного счастья в личной жизни?

Внезапно мне так сильно хочется продолжительного счастья в личной жизни, что я забываю про насущную необходимость жарить котлеты, сажусь на стол и погружаюсь в анализ. Чем все счастливые семьи похожи друг на друга? Л. Н. Толстой не удосужился вразумительно ответить на этот вопрос, в браке его больше интересовали плодовитость Наташи Ростовой, коллективные мучения и железнодорожные самоубийства, но ведь должен же быть какой-то рецепт. Который работает. Который сделает из меня счастливого супруга.

Я сравниваю Володю-Дашу, Мишу-Яну и Дениса-Веру. У них не так много общего, как может показаться на первый взгляд. Несомненное сходство прослеживается только в двух вещах: они находят друг друга привлекательными, и они учились в одном вузе.

В целях аутотренинга я выпиваю четыре бокала вина. Потом открываю записную книжку, беру трубку и набираю номер, который не набирал почти пять лет.

Рецепт не выглядит универсальным, но срабатывает наповал.

Многообразно пьяный, неадекватно счастливый и при помощи общественного транспорта, я преодолеваю расстояние от места нашей встречи до дома. Где-то под конец пути рациональное начало напоминает, что мне нечего есть на завтрак. Я всегда повинуюсь рациональному началу; я иду в ночной супермаркет, беру банку ананасов, но тут разум отказывает мне, и я двадцать минут не могу выбрать между шестью сортами бутербродных сырков. Мне хочется быть Петром Первым, мне хочется отчеканить медаль «Небываемое бывает» с силуэтами линейных фрегатов и повесить её на дремлющую толстую продавщицу в мясном отделе. Мне хочется в американский мюзикл и петь raindrops keep falling on my head, и порхать среди продовольственных товаров – без риска для жизни и под восхищённым взглядом охранника. Утром мне захочется намазать на хлеб какой-то из этих ненатуральных сырков, но как я могу решить, какой именно? Она так похорошела, она так ненаучно-фантастически похорошела, как ей идёт эта причёска, какой у неё всё-таки голос, красивей всех девяти Аве Марий и той самой канцоны Франческо да Милано в придачу, какая она стройная и как у неё нет ни-ма-лей-ше-го намёка на второй подбородок, и даже намёка на намёк, какая у неё грудь, ну да, ну да да да, я вульгарный материалист, я знаю, я должен быть взрослей и различать в женщинах внутреннюю красоту. Так ведь я различаю. В ней. Никаких потёмкинских деревень, сплошное единство формы и содержания. Небесные черты, божество, вдохновенье и три оставшихся пункта.

Теперь, когда мы больше не учимся в одной группе, мы можем по-человечески разговаривать и с наигранной мудростью оглядываться назад. Мы разговариваем и оглядываемся назад, и она улыбается, и я не знаю, где кончается её искренность и начинается желание говорить красивые фразы, и мне глубоко наплевать на это. Мне наплевать на это, потому что она говорит, что пять лет назад вела себя глупо, что всё, как всегда, могло и почти должно было быть иначе, а в ответ на моё «ты очень хорошо выглядишь» я слышу «ты тоже». Ха ха ха. Я знаю, что она патологически вежлива, что в кафе стоит выгодный полумрак и что я всё время горько улыбаюсь, но мне наплевать и на это. Рецепт работает. Прощаясь, я сжимаю её руку в литературной чёрной перчатке и целомудренно целую её в щёку, и минуту спустя я в нокауте. Я, конечно, ещё не настолько капитулировал, чтобы мечтать о загсе на Английской набережной, о гнусавом попе в Князь-Владимирском соборе, о шампанском на стрелке Васильевского, вульгарном тамаде, наказе новобрачным и других преступлениях против гуманности. Но это последний рубеж, который ещё держится, потому что после встречи с ней я уже хочу чувства долга, хохломских слоников на каминной полке, разговоров о цвете обоев, ежедневный совместный завтрак, стиральную машину и регулярно стираемое в ней одеяло в цветочек. Не одно. Десять комплектов.

Я сказал, что всегда подчиняюсь рациональному началу. Я, как вы понимаете, хвастливо солгал.

Потому что у Тани уже есть чувство долга, одеяло в цветочек, стиральная машина и муж.

Я хватаю ближайший сырок, мимолётно возвращаюсь под гнёт разума и иду к кассе.

Через три недели мы встречаемся ещё раз.

Я выбираю столик, помогаю Тане снять пальто и, к своему отчаянию, вижу, что мне не померещилось. Она действительно очень красивая. Я действительно не вызываю у неё отвращения. Мы действительно учились на одном факультете и в одной группе. На её безымянном пальце взаправду блестит омерзительное кольцо.

– Как твой рабочий день?

– Был сокращён.

– Предпразднично?

– Да. Причём нам заранее об этом ничего не сказали. Поэтому я попросила тебя встретиться пораньше. Я пришла в двенадцать, и мне говорят: «Научные залы сегодня только до 15.30».