Александр Ступин - Одинокий. Рассказы

Жизнь в селе стала перестраиваться под новое дыхание жизни, стройка и пришлое АО растворились в воздухе, откуда и пришли. И это тоже было воспринято, как чудо.

Знающие люди могли только посмеяться над этим, потому что это конкретное чудо было вполне рукотворным. Глава района, который затеял это всё от скуки, вдруг распорядился вернуть всё, как было. Знал бы он, во что выльется этот его приказ! Покрутились эти шпионы городские среди народа, повыведывали, и тихо удалились, как черти полуденные.

Парнишка, а теперь уж старец Лишка, поселился недалеко от храма, в старом заброшенном амбаре. Что там держали раньше, никто вспомнить не мог, но амбар был каменным, ещё той старой кладки и, что немаловажно, с печкой.

Лучшего места придумать было нельзя. От церкви к нему вела тропка, камнем выложенная, заросшая кустами сирени и шиповника. А как подходишь к амбару – площадка большая, хоть митинг устраивай. Как в лихие времена местные мимо прошли? Это ж сколько кирпича пропало?

Жизнь свою старец устроил настолько просто, удобно и понятно для всех, что народ и это чудом воспринял. А то не поняли, что языческое, оно же наше родное, от нашей природы, и воздуха, и воды в реках, от землицы. Это уж потом греческую веру принесли, своё закопали-сожгли. Только оно всё равно проходило сквозь частокол запретов и новых правил духом берёзовым, грибочком беленьким, рябинкой тоненькой…

К старцу стали прибиваться послушники. Отец Иоанн уж со своими обязанностями не успевал справляться, и рядом с ними стали служить дьякон, подьячие… Народу стало – не протолкнуться. Тяжело было поначалу, а потом – радостно. И Слава Богу.

Когда в село нагрянул архиепископ со свитой, был праздник церковный. Владыко приехал сам и привез на двух автобусах паломников и хор архиерейский. Ехали-то в село. Кто там что мог?

Когда подъезжали, с колокольни ударили в колокола, а на площади перед храмом народу было не меньше, чем перед кафедральным собором в городе. Владыко заволновался, но быстро взял себя в руки: «Мог бы отец Иоанн и предупредить. Мы то со своим, думали так, по-семейному, а тут видишь, что творится. Даже телевидение, и те приехали…» А уж, когда его встречали священники и монахи, образовавшие длинный коридор, тут Владыко не скрывал своих чувств. Искренне радовался и всех приветствовал.

Старец Владыку не встречал, никто этому не удивился, а стоял он на колокольне, бил в колокола. Он был выше всех, хоть и самый маленький. Носил он ту же холщовую рубаху, те же лапти, и шапочку из светлой тонкой войлочной ткани – то ли колпак, то ли монашеская скуфья.

В праздник его никто и не видел, да и не разглядел бы среди такого количества народа, пышной службы, блеска позолоты и церковного пения. Голоса певчих разносились над речной долиной и усиливались, как будто создатели храма специально подыскали место, где сама природа создала удиви-тельные акустические условия. Восторгу всех присутствующих не было конца.

Скромно в рядах прихожан и паломников стоял Анатолий Дмитриевич, и когда его взгляд встретился со взглядом Владыки, он понял, что попал в цель. Что ему повезло, что вот оно как бывает, чего не ждёшь. Хотел ведь по мелочи, стырить хотел, а вот сообразил, проникся, и как обернулось всё. Его братки, умытые и причесанные, стояли боевой дружиной и зорко смотрели за порядком. Чувствовалось, что это им самим нравится. Сегодня, во всяком случае. Что будет завтра, кто знает.

Владыко пригласил главу встать рядом, и он подошёл. Стоял перед верующими впервые, и в душе его шевельнулось что-то, зажглось тонким срывающимся огоньком, и он расчувствовался, чего с ним никогда не было, и тайно пустил слезу. Лицо платком вытер, и глаза, наполнившиеся слезами. Как будто пот вытер. Но было приятно. Думал, никто не заметит. Телевизионщики случайно захватили эту сцену. Так это и увидел потом губернатор.

Когда закончился праздник, а потом обед, площадь перед храмом опустела. Владыко в сопровождении Анатолия Дмитриевича и отца Иоанна прошёлся по селу, осмотрели окрестности. Владыко был очень доволен.

– Когда ехали сюда, признаюсь, испытывал тревогу и волнение. Куда едем? Может, опять отчаяние, безнадёжность, пустые заброшенные фермы. Что может сделать священник? Приободрить. Но накормить не может, одежду купить не может. Вот и стоишь перед прихожанами, а сказать-то и нечего порой. Терпите? Что и за что? Как Мамай прошёл. Войны не было, а разрушения такие. И вдруг – красота. Нет уныния в глазах у людей. И церковь в порядке, и стол – не пустой. Как раньше удивляло: два села, поля – рядом, один колхоз – в порядке, в другом – последний плетень завалился.

– Не знаю, искренне говорю.

– И вот ещё, не редкость. Сёла голые стоят. В поле. Лесочек – в сторонке. В поселении редкий куст растёт. Огороды – только под картошку, ни малины, ни смородины, ни яблонь…

Я поначалу, как приехал сюда с Украины, думал – не растёт. Растёт. У меня в саду растёт, а у людей нет. И – грязь. Понимаю, асфальт дорог, но перед своим домом порядок должен быть? Дорогу щебнем просыпать в деревне можно? Почему не делаете? Вы же сами здесь живёте…

Не хватает лидеров, вождей. Статисты есть. Вождей нет. И к этому добавилась корысть. Корысть у тех, кто крал понемногу, а стал грести лопатой. Жадность без берегов. И друг перед другом задаются. А деньги – не заработанные.

– А было по-другому? Сколько могли заработать трудом праведным у сохи, у станка? Купцы занимали деньги, товар покупали, и везли торговать. Это не каждый осилит. За плугом – попроще, попривычней-то будет.

– И вы правы, и я. Я-то больше о людях. Жаль их. Искренне жаль. Брошенные они. Молюсь о них. Чтоб не осерчали, чтоб унынию не предавались. Помогайте им, чем можете. В ваших руках немного, да власть.

– Как вы, Владыко, правильно подметили, именно немного. Почти ничего. Власть – это деньги. А в районном бюджете лишь одна цифра прижилась – ноль. Только на чудо и уповаем. Кстати, о чуде, где наше местное чудо? Покажите.

– Верите, в нетерпении сам. Ищут его. Стал он старцем тут. Батюшка говорит, от паломников проходу нет, идут и идут. Поверили люди. Я очень опасаюсь таких вот превращений. Обманщиков много.

Они уж возвращались, когда монашек сообщил, поклонившись архиепископу, что старец Лишка уж вернулся в келью свою.

– Если угодно, то пройдите.

– Что ж, пойдём, коль приглашают.

Было видно, что Феодосий недоволен таким оборотом. Кто такой, какой-такой старец, который в келье, и ждёт его, архиепископа. Нахмурив брови, он зашагал за монашком. За ним еле успевал глава района.

Они подошли, удивляясь тому, что путь к келье старца настолько известен народу, и по тропке, ведущей к ней, постоянно шастал народ: бабульки, странники, мамаши с младенцами и детьми постарше. На площадке сидели, гуляли не менее двадцати человек.