Вага Вельская - Хроника Лёлькиных аллюзий

Не уверенная в своих силах, она не совалась на дневное отделение в привлекающие её ВУЗы и легко поступила на вечернее за кампанию с подружками в Горный институт, овеянный романтикой геологических песен, который так же легко бросила после второго курса, приевшись списанными контрольными, сессиями со шпорами, натыканными в разных укромных местах, а главное, почувствовав себя окончательной дурой после того, как на экзамене преподаватель, усатый с жирным брюшком пожилой дядька, услышав в ответ невразумительное мычание, придвинулся к ней поближе и, мерзко засопев, стал гладить Лёльке, замершей от стыда, под столом зажатые коленки. После чего вальяжным росчерком пера поставил в зачётке «хорошо».

– Ниже некуда, – подумала Лёлька и бросила своё тягостное, ненужное ни уму, ни сердцу, обучение.

В КБ не заметить Лёльку было невозможно. В то время у мамы, работавшей как вол на двух ставках, появился блат на складе импортных товаров через преподавательницу, вернее, через её мужа. Лёлька была впервые одета так, как она и мечтала – чёрные высокие замшевые сапожки, джерсовое пальто и костюмчики, импортные туфли на шпильках, разноцветные бадлоны и всегда с модной причёской, закрепленной лаком, на которую отводилось не менее тридцати минут в женском туалете в самом начале рабочего дня. Ей в голову не могло прийти, что так выглядеть в свои восемнадцать лет перед другими женщинами, мечтавшими о том же годами, просто не прилично. И всё же злобы и раздражения к ней они не испытывали. От неё исходила тёплая волна доброжелательности и желания быть нужной для всех, чтобы она ни делала: чертила, если надо, задерживаясь, бегала на телетайп, прижимая к груди секретные телеграммы, разносила по огромным пугающим цехам извещения об изменении, снимала с любопытством копии чертежей в таинственном помещении, пропахнувшим аммиаком, разрисовывала с редколлегией внушительного размера стенгазеты, придумывала с командой активистов программу вечеров, протыкала легко и без последствий прокалённой иглой за кульманом уши женщинам, страждущим надеть серьги или, никому не отказывая, в предпраздничные дни простаивала в женском туалете до обеда, делая взволнованным сотрудницам всех возрастов крутые причёски, на которые у них никогда не оставалось свободного времени вне работы.

Именно здесь, Лёльку постигло радостное увлечение туризмом в сплочённых молодых компаниях, с рюкзаками, палатками, котлами с едой, мытьём посуды в озёрах, с романтическими ночными кострами под звуки гитарных аккордов и поющих голосов, без навязчивых приставаний и алкогольных излишеств. Но особая радость была от путешествий на старой списанной яхте на Петровские форты. Морская команда из отличных надёжных парней допускала немногих девчат до яхты. Лёлькин оптимизм, лёгкий нрав и радостная услужливость в исполнении любых заданий, открыли для неё неведомую морскую свободу с бесстрашием перед любой волной, несмотря на то, что на воде она могла продержаться по-лягушачьи считанные минуты. На работе Лёлька продолжала свои

мгновенно влюбляясь и так же молниеносно разочаровываясь в своих объектах внимания, которые её вовсе не замечали. За ней началась охота, она это точно почувствовала, слыша разнообразные сомнительные предложения от мужчин, отторгаемых её интуицией.

Неожиданный интерес проявил к ней и начальник отдела, большой неуклюжий сдержанный холостяк, которого не только она, но и все в отделе побаивались. Однажды Лёлька за спиной услышала, как шеф к кому-то обращался по имени отчеству, повторив несколько раз: «Елена Сергеевна!» Только с третьего раза под тихий смешок сотрудников она повернула голову и потеряла дар речи, увидев, что шеф стоит за её спиной с каменным лицом и улыбающимися глазами. Когда Лёлька узнала, что он круглый сирота и детдомовец, страх улетучился, и к нему родилось какие-то неведомые ей материнские сострадание и теплота, отчего уже не она, а начальник терял перед ней железное самообладание, покрываясь до корней волос краснеющей испариной. Шеф оберегал её от делового общения с сотрудниками мужского пола, стараясь с важным видом давать незначительные задания напрямую.

Лёлькина яркая внешность сбивала с толку многих опытных сердцеедов, желавших попользоваться беспечной молодостью, внезапно наткнувшись на невинное природное кокетство абсолютного ребёнка, игравшего во взрослые игры. За три года все подружки повыскакивали замуж, войдя в новый уважаемый статус жены со всеми вытекающими из этого последствиями. Лёлька задумалась. Стало как-то обидно, будто настоящая жизнь, как скорый поезд «Красная стрела», мчалась мимо неё, оставляя одну на пустой платформе.

Однажды вернувшись загорелой с очередного летнего отпуска, проведённого во Владивостоке, когда она шла по длинному служебному коридору, постукивая тонкими шпильками с металлическими набойками, в модном льняном мини-платье, с короткой мальчишеской стрижкой крашеных чёрных волос, ей внезапно преградил дорогу секретарь комсомольской организации КБ. Полушутя, полусерьёзно стал допытываться, почему её нет в списках комсомольской организации. На что она ответила с вызовом, что не доросла до этого почётного звания. После чего и начался этот затяжной роман с уговорами о вступлении в комсомол и почти ежедневными походами в театр, кино и музеи, шаг за шагом приручая её к постоянству нового неожиданного друга. Это был Павел, её будущий муж.

Лёлька не раз видела Павла, который не участвовал в турпоходах, но никогда и не вызывал у неё особого интереса, даже лёгкой влюблённости. Природа молчала, как и её взбудораженная молодостью интуиция. Хотя надо отдать должное его презентабельному виду, эрудиции, баскетбольному росту и вальяжной манере общения с молодыми женщинами. Лёльку покорил изысканный вкус начитанного Павла, его тяга к оперным голосам, понимание балетного искусства, совпадение мнений о просмотренных премьерных фильмах, на которые билеты доставались с боем. В кинотеатре «Ленинград» они смотрели «Братьев Карамазовых». Психологическая драма о судьбе, Боге и любви потрясла Лёльку до такой степени, что она потеряла дар речи, окаменев от сильных впечатлений. В такие моменты слова ей только мешали, требовалось время, чтобы вернуться к действительности. Пик их романа проходил под музыкальную мелодраму «Шербурские зонтики», где композитором был Мишель Легран, да и романтический сюжет доводил Лёльку до сладких слёз, погружая в девичьи грёзы.

Кинотеатры того времени были доступны, переполнены, фильмы выходили один лучше другого – «Воскресение», «Берегись автомобиля», «Вертикаль», «Гори, гори, моя звезда», «Родная кровь», «Баллада о солдате», «Доживём до понедельника»… У Лёльки не было сомнений в том, что и Павел также мыслит и чувствует, так же думает и так же будет поступать, как её любимые герои. Её бурная фантазия лепила образ суженого, оставляя для неё место Золушки, у которой счастье не за горами.