Андрей Казаков - Аренда

Потом он подумал о том, что все-таки правильно они решили объединить зал с комнатой, чтобы получилась просторная гостиная. И тот диван из кожи африканских зебр они тоже не зря купили. Пусть он и обошелся ему в кругленькую сумму. Зато такой удобный, хоть вдоль, хоть поперек ложись. Именно на нем сейчас Виктор Иванович и удовлетворял свою любовницу. В этот самый момент, когда он размышлял об удобстве их ложа, Нина дернулась всем своим могучим телом и изо всей силы сжала тяжелыми ляжками голову Виктора Ивановича, потом прорычала и громко, обстоятельно кончила.

– Хороший мальчик, – медленно сказала разомлевшая Нина, лежа с закрытыми глазами, – хороший. Так и быть, мамочка простит тебя. Но есть еще одно условие.

– Какое, любимая? – тут же спросил он, облизываясь. Ее похвала окрылила Виктора Ивановича.

Ему льстило то, что он еще мог доставить удовольствие своей молодой любовнице, годящейся ему в правнучки.

– Скажи, что обязательно его исполнишь, – загадочно проговорила она, лежа с закрытыми глазами.

– Конечно, дорогая, если это будет в моих силах.

– Нет, скажи, что сделаешь это для меня, – продолжала играть Нина. – Иначе мамочка не простит тебя. Или тебе плохо со мной?

– Мне чудесно, – проговорил Виктор Иванович.

– И что, ты не можешь исполнить мой маленький каприз?

Нина приподнялась на локтях и посмотрела на Костылина так, что он тут же со всем согласился.

– Говори, голуба моя, все сделаю, все исполню.

– Какой послушный, – похвалила Нина, погладив любовника по плешивой голове и потрепав за усы, со следами своих выделений. – Я хочу, чтобы ты меня устроил в театр. Я актрисой хочу быть. Надоело дома сидеть.

– Что?! – удивленно спросил он.

От такого неожиданного заявления своей любовницы он на какое-то время даже потерял самообладание.

– Что слышал. Или мне повторить?

– Но, п-помилуй, Н-н-и-н-ночка, какой т-театр? – заикаясь, проговорил Виктор Иванович. – Зачем? Я ничего не п-пойму.

– Какой театр? – переспросила Нина. – «Сарказмотрон». Он сейчас в городе самый модный. Тебе-то это не понаслышке известно.

Такого поворота событий Виктор Иванович явно не ожидал. «Ну и денек сегодня», – подумал он.

– Что задумался? – прервала его мысли Нина. – Обещал. А обещания свои надо выполнять.

– Я все понимаю, но это твое желание немного странное. Зачем тебе актрисой быть? Да и работа у них тяжелая. Это только кажется, что они вышли на сцену, покривлялись – и все, а это далеко не так. А ты же в своей жизни не работала ни дня.

– А я работы не боюсь! – твердо заявила Нина. – И не отговаривай меня. Я уже все решила.

– А со мной почему не посоветовалась?

– А я тебе подарок хотела сделать. Думала, ты обрадуешься, что я теперь актрисой буду, а ты недоволен, как я посмотрю?

Нина обиженно посмотрела на своего любовника.

– Нет, я доволен, – быстро оправдался Виктор Иванович. – Только вот какая проблема. Ты же знаешь, какие у меня с их главным режиссером, мягко говоря, натянутые отношения. Я его спектакли запрещаю, как же я к нему теперь обращусь с этим?

– Это твои проблемы, дорогой. Я сказала, что актрисой хочу быть, понятно? Ты же умный, придумай что-нибудь. Разреши эту, как ее, блин, ммм… «Медею». Он тогда тебе по гроб жизни обязан будет.

– Как же я теперь ее разрешу, если только сегодня запретил?

– Что ты заладил, как да как? Говорю же, придумай что-нибудь! У тебя голова большая, – сердилась Нина.

Виктор Иванович не хотел, чтобы настроение его любовницы снова испортилось, поэтому решил изменить тактику.

– Ну а как ты себе представляешь без образования, без какого-либо опыта актрисой стать?

– Научусь. Вот, смотри, что я тут на досуге читаю.

Нина приподнялась, сунула руку под диван и извлекла оттуда книгу К. С. Станиславского «Работа актера над собой в творческом процессе переживания».

– О, бумажная книга? Откуда она у тебя?

– Женщина одна на рынке продала, ей от матери осталась. Я уже половину прочитала, – она указала на закладку. – Послушай.

Нина открыла книгу на том месте, где лежала золотая пластиковая карточка «N-CHINA», подаренная ей Виктором Ивановичем.

– Одной несчастной женщине надо было объявить ужасную весть о неожиданной смерти мужа. После долгого осторожного приготовления печальный вестник произнес наконец фатальные слова. Бедная женщина замерла. Но ее лицо не выражало ничего трагического (не то что на сцене, где актеры любят в эти моменты поиграть). Омертвение, при полном отсутствии выразительности, было жутко. Пришлось простоять недвижно несколько минут, чтобы не нарушить совершавшегося в ней внутреннего процесса. В конце концов надо было сделать движение, и оно вывело ее из оцепенения. Она очнулась и… упала без чувств.

Пока Нина читала этот отрывок, Виктор Иванович, глядя на прекрасное лицо своей любовницы, размышлял о том, как он за то время, которое они встречались, успел сильно к ней привязаться. «Не могу без нее жить, – думал Костылин. – Как мальчишка, честное слово. А она, как выясняется, такая, в сущности, дура. Но не могу без нее. И вот если скажет она мне сейчас: „Пошел вон, дурак!“, я же на коленях ее буду умолять, чтоб не прогоняла».

– Витя! Ты слышишь меня или нет! – Нина прервала размышления своего любовника, истошным криком. – Ты где сейчас находился? Под юбкой у своей Марфы Исааковны? Ты слышал, что я тебе читала?

– Конечно, любимая. Ты мне читала о смерти мужа.

– Ну, а я же не просто читаю эту книгу, – повела бровью Нина, – я же репетирую. Следую всем советам Константина Сергеевича.

– И как ты репетируешь, если не секрет? – заинтересовался Виктор Иванович.

– Обыкновенно. Вот, например, когда я репетировала этот эпизод, я себе представляла вот что. Послушай.

Нина устроилась поудобней, положила книгу перед собой и развела руки в стороны.

– Что ты все-таки ушел от своей курвы ко мне, что жили мы с тобой много лет душа в душу, а потом ты умер. Скончался по дороге домой. А Петрушка, водитель твой, пришел ко мне и сообщил о твоей кончине. А я вся реву-у-у-у-у и без сознания падаю.

Проговорив последние слова, Нина резко опустила руки вниз, а на ее глазах тут же навернулись крупные слезы, которые спустя мгновение стремительно потекли по щекам.

– Ты представляла мою смерть? – искренне удивился Виктор Иванович.

– А что в этом такого? Если б я представила смерть какого-нибудь, ну, не знаю, да хоть вот этого Станиславского, разве я бы так уревелась? Тут надо родного человека в гробу представить.

– Не ожидал я такого от тебя, Ниночка, честное слово.

– Так ты расстроился, дурачок? – ласково проговорила Нина. – Ну, иди ко мне, иди.

Виктор Иванович послушно лег рядом с Ниной.

– Так что я уже многое умею и могу. Ко всему прочему я красивая. Актрисы должны быть красивыми. Так ты поговоришь с Мансуром Хоботовичем?