Анастасия Семихатских - Беспризорники хаоса

Побелев от ужаса, Кели бросился вверх по лестнице. За ним помчался отчим, который в тот момент кормил лежавшую в люльке Леви. Кели распахнул дверь в спальню матери и, потеряв дар речи, упал на колени рядом с братом.

Похороны были на следующий день. Пришли многие знакомые семьи, кроме бабушки Велии, с которой оставили малютку Левери.

Гроб медленно погружали в землю. Приглашенные из Калема служители храма Виты и Алевы – женщина и мужчина – отпевали усопшую. Келемен и Рандольф стояли в стороне. Они оба были в черных плащах, из-за капюшонов не было видно их лиц, а сами братья наблюдали за происходящим исподлобья. По щекам Кели непрерывно текли слезы, которые он не старался сдержать. А лицо Ранда было сухим – его горе затаились в голубых потухших глазах. «Мне больно, Ранд», – прозвучало в его голове. «Мне тоже», – ответил Рандольф.

Возникла горькая тишина, от которой горло сдавливали тиски.

– Что теперь будет с Левери? – тихо, с надрывом спросил Кели. Уже вслух.

– У нее есть отец и мы.

Когда церемония закончилась и все разошлись по домам, Кели и Ранд прямо в костюмах уселись на траву рядом со свежей землей и положили на могильный камень два белых тюльпана. По одному от каждого.

В конце мая им исполнилось шестнадцать. Была суббота. Вечером они оба исхитрились и сбежали чуть раньше обычного. Никто не должен был хватиться их накануне выходного. Рандольф дожидался Келемена на бревенчатом мосту, переброшенном через речку, отделявшую город от верескового поля. Вдали виднелось узкое, вознесенное к небу клинообразной крышей здание мужского монастыря. Братья держали путь на запад от него, поэтому закатное солнце светило им в глаза. Скоро они забрались на невысокий пологий холм, покрытый свежей зеленой травой. За холмом располагались кладбище и маленькая красная часовня, в темноте казавшаяся черной. Свой шестнадцатый день рождения братья встретили вдвоем на этом кладбище.

– Как думаешь, где она сейчас? – спросил Кели, положив подбородок на колени и обхватив их руками. Ранд задумчиво и напряженно всматривался в усеянное звездочками небо. Летом в Верлингоре всегда темнело рано.

– Мама обрела вечную жизнь и спокойствие. Теперь она с Витой и Алевой, и ей там очень хорошо.

– Значит, мы не должны грустить.

– Так говорит мой наставник.

Кели посмотрел на Ранда, почувствовав в его голосе угрюмые нотки.

– А ты как думаешь?

Ранд ответил не сразу. Он расслабил руки, на которые опирался, и лег на землю. Вздохнул.

– Я согласен с ним. Но поделать с собой ничего не могу. Мне все равно ее не хватает.

– Да, мне тоже.

Кели улегся на траву рядом с братом и закрыл глаза. Не размыкая их, он сказал:

– Знаешь, чего мне сейчас хотелось бы больше всего?

«Чего?» – мысленно спросил Ранд.

– Спросить маму: ты нас любишь? А она бы ответила: «Очень люблю». Как в детстве, помнишь?

– Да, помню, – Рандольф, сдерживая болезненные воспоминания, сжал губы. – Так бы она и сказала. Просто представь это.

Боковым зрением Ранд видел, как Кели зажмурился и нахмурил брови. Через минуту он мысленно спросил: «Ну как, представил?» – «Ага». – «И я представил».

– С днем рождения, Ранд.

– И тебя, Кели.

Келемен уснул быстро, подложив под голову свой рюкзак, а Рандольф долго еще лежал и смотрел в усеянное звездами небо.

Потянулись дни и недели. Ранд внезапно для всех, кроме Келемена, ушел из монастыря. По рекомендательному письму своего наставника он был принят сразу на третий курс кадетского корпуса и стал учиться вместе с братом. Он никому не объяснил причины такого своего решения.

Прошло лето, наступил новый учебный год.

Мальчики жили от воскресенья до воскресенья, они скучали по сестренке и беспокоились о ней. Левери, как это и полагается маленьким детям, росла не по дням, а по часам. Райман быстро научился всем премудростям отцовства и очень любил дочку. К пасынкам он так и не испытал отцовских чувств: слишком взрослыми они были для этого, но Райман всегда был рад им. То же самое мальчики испытывали по отношению к нему. Звеном, связующим этих разных людей, была малышка Леви.

Внешностью она мало походила на отца, унаследовав лишь узкую форму его лица. Цветом волос, формой носа, губ и даже ногтей она пошла в Агату, так что девочка оказалась очень хорошенькой. Рандольфу и Келемену особенно нравились ее глаза – большущие и голубые, тоже напоминавшие мамины.

Кели и Ранду доставало удовольствие возиться с ней, играть и даже браться за такие серьезные вещи, как смена пеленок, купание и кормление. Они научились всему этому постепенно и стали настоящими старшими братьями. И пусть виделись они только по воскресеньям, Левери безошибочно их узнавала и тянула к ним ручки.

В погожие дни мальчики любили ходить с Леви гулять. Кели всегда так и норовил понести сестренку на руках, но Ранд требовал, чтобы она, пока не устала, ходила на своих ножках.

Во время этих прогулок мальчишек окружали девушки. Они ненавязчиво проходили мимо и строили им глазки. Мальчишки… мало у кого теперь поворачивался язык так называть этих рослых, крепких восемнадцатилетних парней. Служба в кадетском корпусе сделала их тела сильными, а спины – прямыми. Они никогда не сутулились, всегда смотрели прямо и даже в штатском ни у кого не вызывали сомнений в том, что являются курсантами кадетского корпуса.

Они уже перешагнули порог взросления и стали настоящими красавцами. С пепельно-русыми волосами, низкими острыми скулами и выразительными густыми бровями.

Ко взглядам девушек Ранд был равнодушен. Все свое внимание он отдавал сестренке, которую, чуть наклонившись, держал за теплую маленькую ручку. В глазах женского пола это было верхом очарования, но, видя, что Ранд не обращает на них внимания, они переключались на Кели. Тот всегда был весел и, кроме того, девушек очень любил. Редко когда братья возвращались домой, чтобы Келемен не назначил одного-двух свиданий на следующие выходные.

В конце четвертого курса парни, посоветовавшись, продолжили делать военную карьеру и перешли в высшее военное училище. Оно находилось в столице Верлингора – Калеме, стоявшем недалеко от Варра, ближе к Горниму Юзу.

Восемнадцать лет – пора настоящей взрослой жизни. Кели продолжал оставаться баламутом, но службу нес ответственно. А Ранд, серьезный и суровый, всего себя отдал учебе. Не сказать, что он счел военную стезю своим призванием, но полагал, что, избрав такой путь, нужно выполнять солдатский долг со всей ответственностью.

Была у Ранда одна особенность: он обладал неким шестым чувством, которое помогало ему ощущать эмоции другого человека и на интуитивном уровне предвидеть разные изменения. Однако это казалось чем-то необычным только в среде простых людей. Для монахов же это было естественно. Нормальным это считалось и среди представителей древних кланов Нимбассадора, но их на земле осталось слишком мало