Эдуард Диа Диникин - Московский психопат

– Что с ним теперь делать, а? – задумчиво произнес Коля. – Отпускать его точно нельзя теперь, он сразу в ментовку пойдет.

– Нет, не пойду, – сказал я, и тут же пожалел о своих словах. А вдруг поверят и отпустят? Тогда прощай реклама. Вот она, в двух шагах сидит. Глупо упускать такой шанс, что предоставила мне судьба. Делать эту рекламу надо сейчас, в состоянии аффекта, как бы….

– Ты обоссался, что ли? – со злобой, смешанной с то ли искренним, то ли деланным презрением бросил Толя, показав пальцем на жидкость рядом со мной.

– Нет, – зачем-то ответил я, хотя и так было понятно, что это не моча. Вопрос его мне не понравился. Моча для рекламы – не очень хорошая субстанция. Я еще чуть отодвинулся. Со стороны мои движения выглядели довольно естественно, я был в этом уверен. Дверь была уже полутора метрах от меня. Она была открыта, что облегчало мой план рекламной акции. Ближе ко мне находился Коля, он сидел в кресле прямо передо мной. Толя стоял около окна.

– Сколько сейчас органы стоят, не в курсе? – покуривая, оценивающе глядя на меня, спросил Коля.

– Можно узнать прямо сейчас, – скорее принимая правила игры, нежели серьезно, сказал Толя. Так я подумал в тот момент.

– Отпускать его никак нельзя, – опять задумчиво произнес его старший товарищ.

– Да давай его прирежем, разрубим в ванной, а утром отвезем и сбросим в завал. Хуй кто его там найдет, – Толя выглядел серьезным, когда произнес это возмутительное, как ни посмотри, предложение.

– Зачем добру пропадать? Что, просто убить, без всякого смысла? Я вот хочу его на органы пустить. У тебя все с органами нормально?

– Конечно, – сказал я, расположившись к атаке как нельзя лучше.

Коля дотронулся пальцем до наиболее свежего моего шрама. Попробовал кровь на вкус.

– Сперму не хочешь попробовать? – дико сильно хотелось мне ему сказать, но я сдержался, хитроумно избежав этим диких побоев.

– Хорошая кровь, – сказал он, облизываясь. – Первая?

Я кивнул. На самом деле у меня вторая положительная. Этот дешевый понт вызывал у меня омерзение. Но вот именно такие понтяры способны на всякое дерьмо.

– Пусть опять звонит, – сказал Толя. – Хуй ли он прохлаждается? Закайфовал тут, сука.

Все уже было продумано. Указательный палец моей правой руки бьет точно в центр левого глаза Коли, (левый глаз был ближе), у него болевой и психический шок, у всех остальных – просто психический. Далее – забыть, что колено не в порядке и бегом на кухню. Там ножи, вилки, соль, перец, окно, которое можно разбить – типа вариант «спасите, убивают». Этим я как бы подчеркиваю – я просто спасаю свою жизнь. И пока они не пришли в себя – убивать. Колю сразу же ножом по горлу, Толю не сразу – сразу не получится, к сожалению. Вначале бросить в него нож или вилку, или горсть перца, а потом действовать вторым ножом.

Я быстро нанес удар пальцем в глаз Коли, но в яблочко, к сожалению, не попал. Он успел – как, не знаю – подставить ладонь. Тем не менее, палец угодил в глазную впадину, это точно. Мне некогда было разбираться, насколько эффективно. Ясно, что не так, как я хотел в идеале – чтобы палец попал в мозг. Я вскочил, и не обращая внимания на колено, побежал, а точнее – попрыгал на кухню. Коля, зажимая одной рукой глаз, второй попытался меня поймать. У него не получилось. Открыв рывком кухонный шкаф, я схватил два ножа. Отлично. Такие не подведут. Я заковылял обратно. У двери в комнату стоял Трэш, мой свидетель защиты. Его лицо выражало полное смятение и даже панику. Было понятно, что ситуация разворачивалась не так, как он ожидал. Вероятно, Коля предупредил его, что они не собираются меня убивать, а так, только посмеются. Порежут немного, побьют и тому подобное. Трэш остался за моей спиной. Он будет моим свидетелем защиты. Но, повернувшись к нему спиной и не удержавшись, что не крикнуть: «Ну, все, пиздец вам пришел, сынки», изображая состояние аффекта, я понял, что хуевый у меня свидетель. Трэш схватил меня сзади. Он был достаточно крепким парнем и вырваться из его цепких объятий я смог только приставив к его глазу лезвие ножа.

– Отпусти, сука!

Он тут же отлетел от меня в угол коридора. Поверил.

– Стой! – бросился ко мне Коля. Ножа в его руке не было. – Все! Давай закончим эту хуйню. Ты – мужик. Все, мы неправы, забудем.

Вот что мне было делать? Оставаться, как дураку, без рекламы? После всего того, что было? Еще неизвестно насколько сильно у меня изрезано лицо. Шрамы, конечно, украшают мужчин, только нахер мне нужны такие художественные украшения. Я не Михаил Шемякин. Доли секунд быстро уходили. Доли-дили. Клоунада. Реприза «Порезали и хватит». Что, они безнаказанными останутся?

Я ударил ножом в ногу Коле. Толя рванулся было другу на помощь. Глаза у него были полны дьявольской злобой. Будет реклама, решил я, но тут Коля, превозмогая боль, закричал:

– Стой, Толя!

Я подумал несколько долей и решил – ладно, хватит. На Трэша нет надежды. Когда приедут сюда в квартиру его тезки в форме, и увидят два трупа – Колю и Толю, он, чего доброго, скажет что-нибудь не то….

Мы с Колей умылись. Раны на лице были не такими уж и страшными. Губа, правда, походила на гармошку. На всякий случай я сломал в ванной одну из зубных щеток и положил острый обломок в карман. Мало ли. Потом мы сидели с ним на кухне, где Коля сказал: «Ты же понимал, что мы не собираемся тебя убивать». Вскоре он обнаружил, что кровотечение у него не прекращается. Когда из раны полезло мясо, он решил вызывать «скорую». Я видел, что ему действительно не хорошо. Лицо стало бледным, почти белым. Я сказал, что мы должны придумать историю, так как «скорая» приедет с «ментами». Почему, спросил он. Потому что у тебя сильное кровотечение и чтобы «скорая» приехала вовремя тебе придется сказать по телефону, что у тебя ножевое ранение, сказал я, уже прикидывая текст.

Так и получилось. Приехала «скорая». Вначале в квартиру вошли два милиционера с автоматами. Говорил только я. Все остальные поддакивали. Все остальные – это Трэш и Толя. Они уже знали вариант истории. Колю сразу же увезли в больницу. Нас чуть позже увезли в «ментовку». Коля провел в больнице две с половиной недели. К его выходу из нее статья была не только готова, но и уже напечатана в «Милонов&К». Выглядела она примерно так:

Резня на Рублевке

17 декабря произошли два события, так или иначе связанные с российским народно-бригадным постмодернистским проектом.

Первое, связанное с ним напрямую, известно всем, кто читает нашу газету, или же случайно оказавшись на Лубянке неподалеку от музея Маяковского, не удержал в себе здорового любопытства и подошел к длинной очереди желающих попасть на лекцию философа-традиционалиста Александра Дерюгина. Таких было действительно много. Зал, рассчитанный на 150 человек, не вместил всех, несмотря на то, что многие сидели просто в проходах и даже стояли в фойе».