Владимир Шмелев - Сиреневый бульвар. Московский роман

– Ты мастак с бабами язык распускать. На работе ты его в одно место засунешь. Спроси редактора о зарплате, скажи, на эти деньги жить невозможно. Тогда поверю, что ты мужик, – кипятилась теща.

– Нет, не могла она так сказать, – возразит каждый, кто ее знал. Анна Николаевна была душой компании. Непререкаемый авторитет, перед которым трепетал даже герой войны, орденоносец Анатолий Сергеевич.

Как-то он мне сказал, был случай, пересеклись мы с ним.

– Ты что там голос повышаешь? – видимо, теща с ним поделилась. – Был бы жив Ростислав Николаевич, ее покойный муж, он заступился бы за Анну Николаевну. Он бы тебя на место поставил».

Что касается Ростислава Николаевича, то его звали не иначе, как «прокурор», все законы на зубок. Про таких говорят, «заведет, не выведет».

«Он бы тебя умыл одним словом, Он мастак, любого за жабры брал».

Внезапно умер Ростик, так звали его родные. Вслед за своей мамой. Говорят, после ее поминок он отмечал день рождения одного из своих сотрудников.

Анатолий Сергеевич не хотел верить в это. Были они закадычные друзья. У них было взаимное уважение и тяга к друг другу на почве знаний. В бараке их так и звали «знатоки». Что один, что другой, любое любопытство удовлетворить могли. Соседи побаивались и чтили, раскланивались. Если какой вопрос, обращались к ним, бумагу какую написать, жалобу, прошения.

– Сердце Ростика не выдержало, больно много на него взвалил, – сказал, прощаясь с ним на похоронах, Анатолий Сергеевич, – мы с ним оба за справедливость стояли.

Жаль было всем: брату, жене, дочери и его друзьям. Сокрушались, что так нелепо, бесславно закончилась жизнь умнейшего человека, у которого, казалось, должно быть все блестяще.

– А что, Анну Николаевну можно обидеть? – На своем лице я изобразил удивление, похоже, разговор обернется чем-то неприятным. – Мне думалось, напротив, она хозяйка.

– Она не из тех людей, что будет что-то терпеть, овцой никогда не была и с «прокурором» Ростиком расправлялась в один момент.

– В вашей семье она старшая, именно хозяйка и слушай ее, – и с этими словами Анатолий Сергеевич для пущей убедительности рассек воздух, своим здоровым кулаком. Мол, баста и точка. – Анна Николаевна кристальной души человек! И пусть заглавная, она плохого не пожелает и не сделает. Суровая, с характером, нужно, приструнит для порядку. Зато у нее во всем осечек не было.

– А как со мной быть? Почему себе другого зятя не подобрала? Это не осечка?

– Вера от отчаяния замуж вышла за тебя.

– Бог ты мой, какие подробности узнаю.

Теперь на моем лице было не поддельное любопытство. Почему-то от самой Веры я таких откровений не слышал, – подумал про себя. Надо было давно раскрутить Анатолия Сергеевича на такие секреты. Но, может, не все он знает. А если не только от отчаяния, пошла за меня, но и со зла. Потому и вышло все наперекосяк.

– У нее такие ребята были! – и вновь последовала жестикуляция. На этот раз он выразительно поднял большой палец и ткнул им с силой вверх. – Летчик, программист, а еще один парень спортсмен. Но не сложилось, ни с одним. Подозреваю, причиной тому Верин характер: вся в отца, горячая, хотя быстро отходит. Анна Николаевна мудрая женщина, но строга чересчур. Потому со Славой так получилось. Прогнала его ни за что, ни про что. Ну, бывало, заливал он за воротник, так это на работе. Одни взятки брали, а он дурак, бутылкой обходился.

– Вот видите, Анатолий Сергеевич, согласитесь со мной, что Анна Николаевна бывает резка.

– Ты меня на слове не лови, подколоть я тоже мастак. Обговорить бы тебя мог Ростислав Николаевич. Он бы такие словеса сплел, не выпутался бы. У него такой язык был, заслушаешься. Талантище. Сгубил себя сам, да добродеи, лизоблюды, дружки, в кавычках, помогли. Да, бывает крута, но мне это по душе. Люблю сильных, волевых людей, только они могут чего-то добиться. Те, что сюсюкают, мельтешатся: пустобрехи, пустоцветы, пустозвоны.

Уважал Анатолий Сергеевич Анну Николаевну, за то, что не стеснялась называть вещи своими именами. Твердость – ключевое слово к характеру Анны Николаевны. Ирония, шутка ее оружие, умела высмеять. Натура цельная, уверена в своей правоте. Мнение о перестройке, о Горбачеве, что сдал позиции Европе, у Ростика, Анны Николаевны и у Анатолия было единое. Республики разошлись с Россией, забыв, что она сохранила их идентичность, язык, фольклор, культуру и создала государственность. Объясняли это близорукостью и неблагодарностью.

Анатолий Сергеевич любил беседовать с Анной Николаевной о Боге, пытаясь разобраться в ее миропонимании, бывшего секретаря партийной организации огромного института.

– Толя, только про Бога не надо. Не люблю я этих страстотерпцев воссиявших. Разве в этом подвиг? Он в труде, или ратном деле, благородном поступке. Зачем на Бога кивать? Сам за себя отвечай и на себя надейся. Святость – человеком остаться. Это труднее всего. Особенно среди людей, в миру. А спрятаться в скорлупу, затвориться – удел слабых.

– Ты права, Аня. Только мне так спокойнее, потому не могу ослушаться родителей, наказали от Бога не отказываться.

– Это личное дело, каждый решает сам, во что верить. Может православие сохранит идентичность славян. Есть в этом резон. Беда в религиозных распрях, у кого вера правильная, у кого неверная. Извини меня, такая дремучесть, когда человечество избавится от этих пут. Неужели без Бога люди станут людоедами?! А совесть, это уже доказано – нейроны мозга, высокоразвитая материя. Хотя при этом остается много вопросов, как формировалась и под воздействием чего эта материя. У человечества хватит ума, расшифровать многие проблемы. Задачи будут решены как самые сложные уравнения.

Анатолий Сергеевичу, не со всем согласному, была люба сама эта уверенность. И потому не стал говорить, о том, что вера в коммунизм, пусть уже в прошлом, была изнанка христианства. Но в одном они сходились, в вере в Родину, в Россию.

– А вам не кажется, Анатолий Сергеевич, что это завуалированная грубость? Мне претит все резкое и крайнее.

– Ты хочешь сказать, что мы невоспитанные хамы? Что ты за цаца? Тебя правда коробит! Мы – люди простые, Кембриджи не кончали, лихого хлебнули с лихвой, – с этим Анатолий Сергеевич сменил иронию и сарказм на громовое и победное в своем тоне. Теперь на его лице проступило пережитое, что было суровым горьким и страшным.

– Голод, война, разруха, черт побери, не до того было. По думаешь, теща матюгнулась. Да она лучше тебя в стократ.

Откровенно говоря, такого поворота в нашем разговоре я не ожидал. Все они – люди этого поколения, такие прямодушные, особенно если их что-то взволнует, нервирует. Здесь уже не до дипломатии, послать могут куда подальше. И не обидишься на них, потому что, если рассудить, они правы. На их долю выпало немало, и все что у нас есть их рук и ума дела. Советский Союз строили они. Думал, наш разговор окончится ссорой. Накричит на меня Анатолий Сергеевич от обиды не только за Анну Николаевну, за все его поколение. С тем и разойдемся. Но не такой он был человек.