Владимир Калинин - Разбуди меня, дробь барабанная. Часть первая

© Владимир Калинин, 2018

ISBN 978-5-4490-6697-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тик-тик-тик-тик, в быстром темпе работают часы над диваном, как будто спешат, а на самом деле идут точно, на батарейках они, это же ни какие ни будь вам ходики. Шуряк мой со своей женой Веркой их нам на юбилей подарили, не слышно почти год идут, надолго батареек хватает. Лежу один в пустой квартире, тишина и поэтому отчётливо слышу этот тик-тик-тик. Жена Тонька уехала к матери на другой конец города и сегодня точно уже не вернётся. Поцапались из-за пустяка, обиделась, хотя сама ссору затеяла. Пацаны мои тоже там, у бабушки, балует она их, кто же от халявы откажется, неделю гостят, каникулы.

А у меня завтра рабочая суббота. Сразу после Новогодних праздников мороз ударил за сорок, а сегодня с утра потеплело, и было тихо и солнечно весь день, и вот завьюжило. Солнце, почти не видимое, в красной дымке, скатилось за девятиэтажки. Смеркается, лень вставать, чтобы включить свет и раздеться, просто лежу. Мысли в голове, почему всё не так? Этот неожиданный не нужный скандал, кстати, давно не первый, в чём моя вина? А часы всё также отчётливо продолжают тик-тик-тик. На заводе в нашем сварочном цехе работает Светка, белокурая бестия, и всё у неё ладится, и план выполняет наравне с нами мужиками, и в руках у неё всё горит, и за себя постоять может, палец ей в рот не клади, как говорится, но кроме личной жизни. Говорят, залетела в восемнадцать, родила, одна воспитывает дочку, ну не сложилось, в общем. И ещё работает у нас Наташа контролёром ОТК, тоже симпатичная, но тихая и скромная. Так вот замечаю я, что обе они ко мне не равнодушны, первая нахрапом стремится брать быка за рога, ну как бы в шутку, в ответ и я шучу, конечно, а вторая только улыбается так ласково и молчит, не смеет говорить на посторонние темы. Будь мне не 30 и не женат, я выбрал бы вторую, но Тоньке, то я, в этом смысле, повода не давал пока, ни разу, ну ни какого… ни какого… в сон клонит,…не давал. Из угла наплывает сладкий туман, тик-тик почти не слышу, всё смолкло, туман заполнил всё пространство, сейчас повторится, как в прошлый раз, туман редеет,…щёлк… слышу голоса, и проступает такая картина.

Поляна в лесу дремучем, лес смешанный, но в основном хвойный, богатый лес, в общем. – Кешка!? – Ты почто, шельмец, Катьке юбку дёгтем измазал? – Гы-гы-гы! – А чего она дразница? – Я те спущу портки, то, зараз! – А дома мать за юбку то добавит! – А я не дамся, не изловите! – Цыц, щенок! – Отцу перечить!? – Тятька, погодь ругаться, – зараз робить будем, – или как? Поляна сто сажён в длину и полста в ширину была наскоро вспахана сохой и засажена картошкой и репой, примерно напополам. Мужик, здоровенный детина, совсем не старый ещё, но заросший волосами и бородой, выглядел угрюмо. Я его узнал, это был Ерофей-Казак, который в прошлом сне, или не сне может вовсе, спасая семью, саблей отбивался от татар, при свете горящей избы. Этим самым, давая возможность Груне с ребятишками, уехать на телеге, как можно дальше в лес.

Ерофей тогда зарубил четверых и пятерых ранил и потом ещё двоих, увязавшихся в погоню, ссадил с коней из седельных пистолей, когда Игреня, уносил его в лес, в темноту. У самой опушки их накрыло ливнем стрел, Ерофей чудом остался жив, стрела вошла ему в левую ладонь, когда он спрыгивал с падающего Игреньки. Коню не повезло, пронзённый четырьмя стрелами, он подыхал в агониях. Ерофей быстро собрал оружие, окинул взглядом горящую деревню и скрылся в лесу, он знал, что ночью татары в лес не сунутся, а утром ищи ветра в поле.

Вот так тогда и было, в эти далёкие времена, я не знал ещё, кто царствовал в данный момент, но уверен, что это после Петра Великого, эпоха цариц. Где то там, в центральных губерниях, был порядок, и про татар уже думать забыли, а здесь в Сибири они бесчинствовали безнаказанно, делали набеги, убивали, жгли, в полон уводили. Молодой хан Котей, с тремя сотнями конных, внезапно, поздним вечером налетел на засыпающую деревушку в 67 дворов и началось. Захлопали редкие выстрелы, зазвенела сталь, заголосили бабы, а зажжённые стрелы втыкались в соломенные крыши построек. У сельчан не было, ни каких шансов, они не готовы были дать отпор, мужчины полегли почти все, а уцелевших вместе с бабами и детьми угнали в степь, предварительно разграбив не сгоревшее добро и вытоптав лошадьми посевы. Ерофея спасло то, что он только вернулся из леса, где строил зимовье, и не успел ещё распрячь Карюху и расседлать Игреню. Да-да Карюхой, как раз, правил я, он, мигом сообразив, крикнул, – быстро всех на подводу, и дуйте на зимовье!

– Здорово Ерофей! Он узнал меня тоже. – Будь здрав Микола! Радостно и удивлённо улыбаясь, он промолвил, – было дело, мы тебя похоронили, однако! И где же ты пропадал то? – И, правда, дядька Микола, встрял в разговор Кешка, – чудно всё это?! Настёна стояла, молча, стесняется, но я видел, что ей тоже интересно. Катька убежала в зимовье переодевать испорченную юбку.

Я стоял и вспоминал прошедшее, ехали мы часа четыре, тропа была извилистая и хитрая с множеством обманок, не зная которых, собьёшься и вряд ли выйдешь на неё снова, предусмотрительный был Ерофей. Кстати, он не единожды предлагал, на сельском сходе, огородить деревню частоколом, и выставлять посменных сторожей на каждые сутки, но над ним посмеялись и не поддержали. Когда мы уже порядочно отмахали, Карюха устала и взмокла, поехали шагом, стало уже совсем темно, мы зажгли факел, дети устали от езды и пережитого и вповалку уснули на телеге. Груня немного успокоилась и рассказывала, как её отец, Вакула Перемога, куренной атаман Тобольской станицы, хотел её семнадцатилетнюю отдать в жёны Московскому купцу, а Ерофей, вестовой атамана, выкрал её, и сбежали они сюда. Ерофей и тогда был лихой казак-удалец, а Груня краса ненаглядная и любили они крепко. Я слушал, молча, и про себя улыбался, какая она, в сущности, девчушка, ей всего тридцать лет, но у неё уже четверо детей и под сердцем носит пятого. На место прибыли далеко заполночь, перенесли в избушку весь скарб, что успели захватить с собой впопыхах. Я пошёл спрятать, убрать с глаз долой плот, служивший нам паромной переправой, Кешка и Митька увязались за мной, дядя Микола мы тебе поможем. Груня сказала, пусть идут коли охота. Мы с Кешкой шестами толкали плот, а Митька стоял рулевым, и вот при повороте в заводь, я поскользнулся и упал в воду, погрузившись с головой, а вынырнул в ванной в своей благоустроенной квартире. Разумеется, я не мог так рассказать, по понятным причинам, ни Ерофею, ни всем остальным, поэтому соврал первое пришедшее на ум. – Так, понимаете ли, и я думал что утонул, а когда очнулся, река унесла меня чёрт знает куда, места вокруг не знакомые, плутал, плутал, и вот только недавно и вышел на твою тропу, Ерофей! – Счастливый ты, Микола! Ерофей почесал затылок и изрёк, – мог никуда не выйти! – Ну да ладно, коли так вышло, Митька, беги до мамки, пусть стол собирает, обедать идём!