Галина Вервейко - В родных Калачиках. Воспоминания о советском детстве

А над нами, в четвёртой квартире, жила тётя Катя Киюта. Работала она учительницей литературы в школе рабочей молодёжи. У неё были маленький сын и муж, дядя Володя, которым она обычно руководила. Внешность у него была приятная, интеллигентная, он был спокойным, никогда не буянил, но иногда приходил домой нетрезвым. Тётя Катя его в такие дни «воспитывала» и проклинала семейную жизнь, завидуя своей незамужней сестре. Меня она любила и наставляла на путь истинный (причём, очень неординарно!). Называла умницей и любовалась моими «ножками и хорошенькой фигуркой», говоря, что скоро все парни будут моими. Правда, мне её комплименты были в то время не понятны, так как я об этом ещё и не помышляла, чтобы кому-то нравиться всерьёз. Как говорится, была ещё «зелёной» для этого. А когда я с подружками в отсутствие родителей устраивала в квартире «погром» (мы начинали шумно играть, например, в прятки), то тётя Катя прибегала и давала нам нагоняй! Ещё она всегда хвалила нашу учительницу танцев в Доме пионеров – Раису Тимофеевну, называя её умницей и красавицей, говорила, что она всё умеет делать: «не баба, а просто – клад». Когда их семья уехала, то в эту квартиру переехали Мерчанские.

Внизу – напротив нас, жили Титоровы. Дядя Юра тоже бывало выпивал. Он был юмористом. Однажды снял сушившееся на верёвке женское платье и гулял в нём по двору. А как-то раз забрался на дерево на уровне второго этажа и ловил летящие из окна блины, которые пекла соседка тётя Зоя. Тётя Маша была спокойной, улыбчивой, похожа внешне на цыганку. И их дети – Тоня и Виталик – были вылитые «цыганята» с красивыми чёрными глазками и кучерявыми тёмными волосами (особенно – у Виталика).

Пьянство мужей было распространённым явлением, так что во дворе по вечерам, особенно в дни аванса и получки, в середине и конце месяца, слышались ругань и плач женщин и маты мужчин… (Иногда приходил «навеселе» и наш отец).

За стенкой с нами, в соседнем подъезде, тоже на первом этаже, жила семья Бочкарёвых. Анфиса Михайловна рано осталась вдовой с тремя детьми. Молодой и красивый её муж Андрей Бочкарёв, с вьющимися волосами, умер, как говорили, оттого, что он надорвался, подняв что-то тяжёлое. Тётя Физа была весёлого нрава, очень жизнерадостная. Все вокруг сокрушались, как же она будет одна воспитывать троих детей? Старшая – дочь Леночка, была очень похожа на отца – кудрявая, вторая – Иринка, была с прямыми светлыми волосами, и мы с ней чем-то были похожи. Нас, в шутку, звали во дворе «сестрёнками». Ирочка была очень слабенькой по здоровью и частенько лежала в больнице, а мы, её дворовые подружки, приходили к ней почти каждый день, чтобы развеять там её грустные мысли (она считала, что ей мало осталось жить). Но, несмотря на это, характер у неё был весёлый и общительный. Третий был Андрейка, видимо, названный в честь отца. Дети были очень самостоятельными, особенно – старшие. Анфиса Михайловна, по-моему, работала заведующей детским садом. Вскоре она вышла замуж за Истомина Виктора. Это был спокойный, работящий мужчина, который нормально относился ко всем её детям. Вскоре в их семье родилась маленькая Лариса, похожая на папу – с чёрными глазками и волосами, совсем не похожая на Бочкарёвых. Но муж и жена в новой семье были очень разными по характеру и интересам, поэтому через несколько лет разошлись. Бочкарёвы переехали в центр города: стали жить недалеко от горсада. Там у них появился новый «папа», которого старшие дети, шутя, называли «дяденька с ковриком». А всё потому, что, придя к ним жить, он принёс с собой ковёр. Затем он уходил не один раз, и каждый раз уносил с собой ковёр, а потом приносил его вновь.

Квартиры мы не оставляли открытыми, как бывало в те времена в деревнях (там обычно дверь запирали на палочку, обозначив, что хозяев нет дома), но ключи все стабильно «прятали» под половичок у двери или на перекладину над дверью: бери и открывай! Во-первых, всё было на виду у соседей, ведь все друг друга хорошо знали и сразу видели незнакомых людей, настораживались (кто-нибудь да был во дворе), а во-вторых, многие считали, что у них и красть-то нечего. Боялись только цыган. Баба Пана, жившая в то время уже с нашей семьёй, частенько пугала ребятишек, если они не слушались: «Вот придут цыгане и заберут вас!» Они иногда ходили по домам с мешками и собирали у людей «подаяние»: хлеб, вещи. Могли и обворовать «по пути». Поэтому нам, детям, строго-настрого наказывалось не открывать им двери. Ни о маньяках, ни об убийцах или ворах мы в те времена не слышали. Люди жили открыто, делились друг с другом, чем могли, иногда ругались, но вскоре мирились и снова жили, как родственники, имея только всё самое необходимое для жизни, не зная никакой роскоши. А если было кому-то особенно трудно, то тут же приходили на помощь.

В быту особых условий не было. Даже в квартирах приходилось топить печки, принося уголь и дрова из «сарайки». Воду носили в вёдрах на коромысле из колонки, которая находилась через дорогу: на углу улиц Заводской и Ленина, у края «Чапаевского сада». Почему его так назвали – не знаю. Только помню, что по нему ходил и где-то там жил, рядом с садом, один мужчина – инвалид с култышками на руках, которые, как говорили люди, он отморозил зимой, и их ампутировали. Его все взрослые звали «Чапай». А сад этот посадили на субботнике. И он смотрелся позже почти как естественный лесок с полянками.

Зимой во дворе дома, напротив нашего подъезда, взрослые делали из снега горку и заливали её водой. Мы катались на дощечках и санках. Ещё очень любили с девочками, научившись ещё в детском саду, сами делать разноцветные льдинки разных форм, замораживая на морозе подкрашенную красками воду: круглые, треугольные, в виде звёздочек. И развешивали их на деревья, украшая двор. (Особенно – перед Новым годом).

Во дворе мы чувствовали себя полными хозяевами. Иногда летом взрослые отдавали в наше распоряжение сараи (в это время там угля и дров обычно не было). Вова Мерчанский, например, устраивал в своём – «зоопарк». Он очень любил разных животных. У него там то жил какой-то орёл, то кролики, то собака. А мы дружно помогали ему их кормить.

В соседнем дворе (там тоже стоял такой же, «экспедиторский», дом) у Славы и Томы Пигулевских, в сарае, находился «тимуровский штаб». Там были какие-то сигнальные сооружения, для нас выписывались «военные билеты». И мы входили туда, как разведчики, сказав свой «пароль». А ещё я частенько была у них в гостях в квартире, мы с Томой дружили. И мы с Пикулькой (как мы все звали маленького роста подружку) всегда находили себе интересное занятие, так как обе были большими фантазёрками. А иногда бросались подушками в её старшего брата Славку! Когда я училась в 6-ом классе, они переехали в город Тольятти, и мы все школьные годы переписывались с моей любимой подругой детства. Однажды Тамара со Славой приезжали на каникулах в родной Калачинск, когда уже все из нашей компании детства были старшеклассниками, и мы с друзьями их потом провожали на поезд.