Галина Вервейко - В родных Калачиках. Воспоминания о советском детстве

Мои родители познакомились в детстве, учась в калачинской средней школе №1 в одном классе. Ещё в 7-ом классе Вервейко Толе понравилась Пономаренко Оля со светлыми красивыми толстыми косами – главной девичьей красой того времени. И он иногда её дёргал за них, чтобы обратить на себя внимание.

Классным руководителем в их классе была учительница математики Черненко Ефросинья Савельевна, завучем школы – всеми уважаемая учительница русского языка и литературы Ольга Александровна Тимофеева, которая тоже учила их класс. Учителем рисования был художник Сергей Карлович Гельвиг – большой авторитет в Калачинске (уже в зрелом возрасте кто-то из одноклассников подарил маме его картину с пейзажем, которая украшала стену в нашей квартире).

Класс был дружный. Частенько они вместе собирались на улице или приходили домой друг к другу – Дмитриев Анатолий, Матвецов Виктор, Степанова Валя, Перчина Галя и другие. Я помню, как и после школы, они то вместе ходили на пляж, то шли на какой-нибудь пикничок в «Чапаевский» сад, то смеялись за столом у нас дома. Многие потом уехали в другие города, но некоторые остались в Омске и Калачинске. Любимой школьной подругой мамы была Валя Степанова (замужем она стала Криницкой). В будущем она работала режиссёром народного театра в Омске. После окончания школы она подарила маме хороший фотоальбом с коричневой обложкой, а на последней странице написала замечательные стихи:

Отец мой, окончив 8 классов, поступил в Кемеровское ремесленное училище. Он присылал оттуда маме свои фотографии, на одной из них, с виньеткой, он сфотографировался в форме, которая ему очень шла, подписав фото: «Дарю тому, кого люблю. Оленьке от Анатолия. Не забывай друга». Она, в ответ, отправляла ему свои фотографии.

Школьная любовь моих родителей выдержала эту первую юношескую разлуку, и в 1955 году они поженились, а в 1956-ом родилась я. Так нас стало трое. После поездок моих родителей в экспедицию, отца моего призвали служить на Дальний Восток, в Хабаровск , где он был водителем у какого-то генерала. На армейских фотографиях он очень симпатичный, всегда подтянут и строен. Ему очень шла военная форма.

Вернувшись из армии в 1960 году, Анатолий Антонович стал работать шофёром (им же он являлся и в армии). И я очень гордилась этой его профессией, любила запах бензина и всегда говорила: «Мой муж будет шофёром!» Все взрослые смеялись, слушая это моё изречение. А отец частенько брал меня с собой в недалёкие рейсы. Однажды он с зарплаты купил новенький проигрыватель, и первой песней, которую мы всей семьёй слушали на пластинке, была «о нём»: «Крепче за баранку держись, шофёр…» Её я могла слушать бесчисленное количество раз.

От экспедиции (видимо, отец там тогда работал) они получили с мамой двухкомнатную квартиру в построенном для этой организации доме, похожем на «карточный»: его строили временно – на 5 лет. Стены дома внутри комнат были из какого-то толстого картона, между двойных стенок лежал шлак (если случайно пробивалась дырка, то это было видно), а снаружи дом был обит кирпичного цвета большими шиферными плитками. Кстати, этот «временный» дом стоял и вначале XXI века, и его жильцам, наверно, пришлось отметить его 50-летие! Так что, верна в нашей стране поговорка: «Ничего не бывает более постоянного, чем временное». Сам этот двухэтажный восьмиквартирный дом находился на улице Заводской, у бывшей остановки автобуса. А сбоку дома проходит небольшая улочка – имени Кирова, по которой он и числился под номером «94»

Наша квартира №2 была в первом подъезде, на первом этаже этого дома. В зале и на кухне были печки для обогрева (центрального отопления тогда не было). При входе был небольшой коридорчик. Справа – кухня. Слева – зал, за ним – смежная спальня, а в конце коридорчика, справа – «умывальня». Остальные удобства были на улице – в общем деревянном туалете. Зал был свободный, в нём стояли диван, стол и телевизор, а в спальне – две кровати и письменный стол у окна (массивный, двухтумбовый, списанный в какой-то организации, но это было немыслимым счастьем для меня в те времена!). Над моей кроватью висел небольшой «коврик»: вышитый яркими цветными нитками мулине крестиком лыжник на тёмно-синем фоне, съезжающий с горы на лыжах, а впереди него бежал заяц, вдали стояли ёлочки среди снега. Это произведение мамы осталось в памяти, как символ моего детства: я очень его любила и всегда рассматривала, лёжа, перед сном.

Телевизор в нашей семье появился не сразу. Сначала был один-единственный чёрно-белый телевизор с небольшим экраном – на весь двор! Он находился в соседнем доме, в первом подъезде на втором этаже, в семье Поповых. У них росла дочка Наташа, чуть младше меня, с которой мы дружили в младших классах. Её мама, тётя Маша, была спокойной, доброй женщиной, никогда не выгоняла ватагу ребятишек, пришедших смотреть детскую передачу. А мы были рады-радёшеньки, сидя на полу, притихшие, смотреть на любимую «тётю Валю» (Леонтьеву), или учить вместе с игрушками слова английского языка. С удовольствием смотрели и детские фильмы 60-х годов. Конечно, мы в душе слегка завидовали обладателям телевизора, и мечтали, чтобы у нас дома он тоже когда-нибудь появился.

Люди жили в те времена бедненько, но дружно и весело. Весь наш подъезд был почти единой семьёй. Казалось, что взрослые все вместе, коллективно, воспитывали своих детей. Почти всегда мы встречали добрые, улыбающиеся глаза соседок, готовых всегда накормить и обогреть, если родителей нет дома.

Самой близкой нам семьёй были Мерчанские. Они жили в квартире№3 на втором этаже, в двух комнатах. А ещё в одной жили бездетные супруги (тётя моего одноклассника Гены Антонюка со своим мужем), как тогда говорили, на подселении. Тётя Зоя Мерчанская, добрая, полноватая женщина, была очень эмоциональной. Её муж, дядя Саша, был больным человеком и часто лежал в больнице. Так и пришлось ей его похоронить, оставшись вдовой, и воспитывать сына Вову и дочь Люду одной. За своих детей она «вставала грудью», если кто-то осмеливался их обидеть, особенно заступалась за младшую – Людмилку. А она, чувствуя это, частенько ябедничала на нас, когда была маленькой. (А позднее, в школьные годы, мы с ней очень подружились). Тётя Зоя выбегала из подъезда, кричала на обидчиков, угрожала. Но очень быстро отходила, всё забывала, улыбаясь, и звала нас к себе кушать. Работала она техничкой в заводской конторе на нашей же улице, за стадионом мехзавода. Тётя Зоя очень любила мою бабушку – Прасковью Андреевну, называя её «нашей мамочкой» (то есть, всего подъезда).