Юрий Серов - Аскорбиновая кислота. 11/07

– Проспал, – пробурчал Ионин.

– Дисциплина должна быть строгой, тогда и опоздания исключатся из списка отмазок, – продолжил управляющий. – Включая прочие глупости, вроде пробок, крепкого сна и нездорового желудка. Был сотрудник, который…

Управляющий говорил, но Лёха не слушал. К ежедневному цирку все привыкли и относились как к чему-то ненужному, пропуская слова выступающего через себя словно фильтр. Что он там сказал – через секунду никто не помнил.

Без пяти десять собрание закончилось. Сотрудники разошлись по местам, входные жалюзи открыли, и магазин начал очередной день.

– Ионин, загляни ко мне, – попросил приказным тоном руководитель. – Есть разговор.

Парень пожал плечами и последовал за управляющим. Они зашли в кабинет и расположились друг напротив друга.

Может, повысят, подумалось Лёхе.

– Я, Ионин, по какому вопросу тебя вызвал. Пролистал твоё личное дело и удивился. Ты, оказывается, у нас третий год работаешь? – то ли спросил, то ли подтвердил руководитель. – Уникально. Средний стаж работников данного магазина – четыре месяца. Потом они либо проворовываются, либо линяют. Все, кроме тебя. Поделись секретом.

– Нет никакого секрета, Борис Евгеньевич, – ответил Лёха. – Пойду я, дел невпроворот. Инвентаризацию в центральном офисе ждут, ещё привезут…

– Ничего не ждут. Сокращают с сегодняшнего дня должность кладовщика. Я при всех не сообщил, ты старожил как-никак, поболее меня в фирме трудишься… Продавцы теперь принимают товар. Гендиректор приказ прислал. – Управляющий хмыкнул. – Я обязан предложить тебе перевод. Останешься продавцом?

Не повысят, подумалось Лёхе.

Он представил себя в идиотской красной майке (кладовщики не носили форму) – тридцатилетний горемыка с щетиной рядом с юнцами, для которых должность «продавца» временная, стартовая, и отказался.

– Не останусь продавцом, – сказал Ионин.

– Окей. Тогда пиши заявление, через три дня трудовую заберёшь.

Неприятная новость огорчила Лёху. Разболелась голова, и он не сразу справился с заявлением: пришлось переписать повторно. Отнёс управляющему, помялся с ноги на ногу, пока тот проверял правильность бумаги, и под равнодушные взгляды экс-коллег покинул помещение.

Часы показывали одиннадцать утра – жаркая пора рабочего дня. В это время приходит много писем, центральный офис получает данные за прошлые двенадцать часов, идёт переписка, а затем со склада привозят недостающие позиции: в основном дешёвые тряпки; их сметают, как голодные студенты шаурму.

Ионин поискал в кармане мелочь, купил кофе и выбрал столик у панорамных стёкол. Через них виднелась станция и прилегающие дороги, пешеходы, сверху кажущиеся маленькими игрушечными фигурками, множество жёлтых и белых автобусов. Лёха хлебал капучино и грустил. Привычный ритм жизни оборвался глупым приказом генерального директора «Размера», захотевшего избавиться от лишних ртов и переложить тысячу обязанностей на бедных продавцов, у которых и без этого десятки инструкций, чек-листов и стандартов, и всё необходимо знать на зубок. Ох, и хапнут горя с сокращением. Жалко, Ионин не увидит лица Бориса Евгеньевича, когда люди пачками побегут с тонущего корабля…

– Можно к вам обратиться? – К столику подошла женщина в мешковатом пальто.

– Денег нет, я безработный, – ответил Ионин.

– Поймите, у меня дети, муж бросил, войдите в положение.

– Женщина, я же вам говорю, я безработный. На дорогу пятьдесят рублей осталось.

Она прошипела что-то нечленораздельное, Лёха разобрал из звуков лишь «на кофе есть деньги» и «жлоб», и переметнулась к следующему посетителю. Тот её выслушал, покивал и позвал охранника. Женщину в мешковатом пальто попросили удалиться.

Ионин не любил давать деньги: ни в долг, ни попрошайкам, считая их нахлебниками и лентяями, большая часть из которых собирает мелочь на опохмелку и курево, а остальные – дядькам, что их крышуют; поэтому предпочитал не сдаваться до последнего. Если просящий включал наглость, то такому не грех и между глаз приложить, что Лёха несколько раз и делал. Попрошайки народ борзый, думают, что им все должны.

Допив капучино, Ионин поехал на квартиру.

Три дня Ионин мотался по собеседованиям в разные конторки. Отовсюду обещали перезвонить, но обещаний никто не сдерживал, а когда Лёха набирал сам, то отвечали, что недельку-другую посмотрят кандидатов. Вакансий «кладовщика» с годами поубавилось: кризис научил работодателей экономить.

Лёха ничего не отыскал, а затем наступила суббота – законный выходной у кадровиков и «белых воротничков». Звонить некому, рассылать резюме бесполезно, их никто до понедельника не увидит, а к понедельнику оно скатится к самому низу, где его никогда не откроют.

С соседями Ионину повезло. Мороз умотал в Питер к ненаглядной, а Орех вкалывал на подработках в частном секторе: кому для бани фундамент забацать, кому кафель в ванной положить, кому ещё что. Грецкий был рукастый малый, руки у него из нужного места росли. Лёха схожими умениями похвастать не мог.

На заре Орех и Мороз шумели в коридоре: они всегда издавали много лишних децибел. Ионин слушал, как Ден рассказывает пошлый анекдот, натягивая ботинки, а Грецкий посмеивается скрипучим голоском, будто несмазанная дверная петля. Потом шум разом стих, унося друзей в лифт, а Лёха снова задремал.

Проснулся, когда часы показывали половину одиннадцатого. Ионин потянулся, предвкушая спокойную субботу (и возможно спокойное воскресенье). Приятная тишина гуляла по комнатам и ласкала уши, а сладкая истома растеклась по телу.

Лёха сварил в турке кофе и прикинул планы. Сидеть дома, несмотря на отсутствие соседей, расхотелось. Полнедели провел в заточении: ноутбук, Интернет, телефон. Три раза сгонял на собеседование, а остальное время – в четырёх стенах. Нужно проветриться, пройтись до парка, там пруд, покормить уток или лебедей. Точно! Ден рассказывал, что с юга прилетела парочка: чёрный самец и белая самка.

Ионин позавтракал, собрался и в коридоре наткнулся на велосипед Ореха. Грецкий недавно размочил сезон: сгонял до ВДНХ и обратно и не вспотел. Лёха и не помнил, когда садился за руль. Прокачусь, решил он, Орех не обидится.

Лебедей удалось застать. Их кормил старик, напоминающий лейтенанта Коломбо из одноимённого сериала: потёртый плащ, похожая шевелюра, и даже глаз немного косил в сторону. Ионин встал рядом со стариком, отламывал батон и бросал куски в воду. Лебеди ели хлеб, грациозно вытягивая шеи. Прекрасные птицы, величественные. Самец чёрный, с коричневатым оттенком, большой и горбоносый, а самка – белая, будто пенопласт, и поменьше. Ионин представил птиц в людском обличии, и невольно сложилась картина, где лебедь – эдакий Мимино, усатый грузин, а лебедиха – стюардесса Лариса Ивановна, белокурая русская девушка, птичка-невеличка.