Вера О. - Come back или Вы всегда будете женщиной

Прекратив расспросы, начинаю разглядывать сидящих вокруг улыбчивых немцев, безо всякого драматизма коротающих время в очереди этой онкоклиники. Наконец нас зовут в кабинет.

Небольшой светлый кабинет, располагающий всем необходимым оборудованием, чистота, молодая симпатичная приветливая медсестра.

Сразу вслед за нами стремительно входит доктор К. – очень красивый и очень молодой, с мальчишески открытым выражением лица. С такой внешностью он мог бы стать кинозвездой. Это первое впечатление. «До какого числа у Вас виза?», – интересуется доктор и выслушивает мой ответ через переводчика. Доктор внимательно расспрашивает меня, смотрит мои снимки и справки, отвечает на мои нелепые вопросы. А я сижу перед ним, сжавшись, с ужасом на лице, удерживая слезы. И первый мой вопрос (и больше меня ничего не интересует): сколько лет я могу прожить? И робко уточняю: могу – 10 лет? У меня маленький ребёнок, мне надо жить, добавляю я, как будто наличие ребенка умилостивит болезнь. И мне кажется счастьем, если доктор ответит «да». Я уже готова даже только на десять лет жизни, ведь к этому времени я успею вырастить моего Макара, а сейчас он маленький, слишком маленький, чтоб потерять меня.

Пока Ефгения переводит вопрос, доктор внимательно и участливо смотрит на меня, а я пытаюсь вложить в свой взгляд максимум мольбы, чтоб он больше обычного постарался, леча меня, ведь от него теперь зависит вся моя жизнь. Мне надо разжалобить его, стать не просто пациенткой, одной из многих, но выделиться, обратить на себя его внимание, мотивировать его на большие усилия. Попытки манипулировать…

Наконец он отвечает, и я слышу перевод: «Вы проживете десять лет, может быть…» Я холодею… Переводчик продолжает «или 30 -40 лет и переживёте меня». Я не могу не верить красавцу-доктору авторитетной клиники! Вся обстановка меня подталкивает к этому; это не неимеющие веса слова моего немедицинского окружения. И поэтому я начинаю вполне искренне смеяться (впервые! в этой новой жизни) и приглашаю доктора К. на своё 80летие.

Кстати, сейчас ему 42. Я увидела фото доктора на сайте клиники ещё дома, и мне он показался слишком молодым для того, чтоб успеть стать профессионалом, чуть ли не ровесником моего старшего сына. В жизни он выглядит так же, как на фото, лишь при ближайшем рассмотрении видны намечающиеся морщины. У нас, надо признать, редкие мужчины его лет выглядят так моложаво.

Я прошу доктора К. удалить обе груди, чтоб уж наверняка! Ради возможности жить я готова на многое. Но он возражает, что это излишняя предосторожность, и здесь не практикуют такие радикальные меры.

С другими докторами он уходит изучать привезенные мной снимки и диск с обследованиями.

Между прочим, в России диагностировали наличие метастаз в печени, но без уверенности, и вопрос был отложен до Германии. Не могу сказать, что меня это расстроило. После известия о раке никакая новость не представляется мне худшей.

Я ещё не знаю, что метастаза в печени – это уже просто продление жизни, излечение невозможно. Я ничего ещё не знаю о раке. Я просто полна страхов.

Доктор возвращается и сообщает, что часть обследований они должны переделать, так как их не устраивает качество исполнения. Он назначает, какие именно обследования надо сделать или повторить, медсестра расторопно записывает меня к специалистам на ближайшие дни, сидя перед монитором. Затем выдает мне аккуратную белую картонную карточку с реквизитами клиники, где в табличной форме помечено, в какие дни и часы я должна быть в клинике и у кого из специалистов.

После этого я раздеваюсь (это первый в моей биографии немец, перед которым я топлесс), не чувствуя себя женщиной, а только объектом докторских манипуляций, и доктор К. делает биопсию. Всё так же, как в N. Местная анестезия, пистолет, выстрел, боль. Только стреляет он в уже обезображенную побледневшим и пожелтевшим синяком грудь.

На сегодня это всё.

Я выхожу из клиники с Ефгенией, делать мне совершенно нечего: она предлагает подбросить меня до центральной пешеходной улицы Эссена.

Мы едем по аккуратной улочке мимо 4-5 этажных домиков с мансардами, затем сворачиваем на шоссе, и Ефгения прибавляет скорость. Я стараюсь запомнить дорогу. Буквально через пять минут она высаживает меня из своего игрушечно-нарядного авто, взмахом руки показав направление движения, и поспешно отъезжает, так как притормозила в неположенном месте.

Я стою в двух шагах от железнодорожного вокзала Эссена, в кармане куртки у меня карточка отеля Вебер. Это позже я буду знать, что отель расположен на Рур Аллей. А пока, оглядываясь по сторонам, я запоминаю место высадки. Вокруг спешат люди, переговариваются, смеются. Но я не понимаю чужую речь.

И уже не испытываю так остро горя от случившегося со мной. Погода отличная, теплее, чем в России. Передо мной новый город, всё вокруг мне любопытно, я иду, разглядывая дома и магазины, пешеходов и карусели. И обдумываю этот день. Хотя вокруг слышно множество голосов, эти обрывки речи не загружают мне голову. Социальная изоляция полная. Я одна и почти свободна от своих страданий. Рядом нет близких людей. Нет мужа, к которому хочется прижаться и плакать, не поднимая головы, чтобы не видеть его измученных глаз и наигранного оптимизма. Физически я чувствую себя совершенно здоровой, хотя не подвергаю и не подвергала с самого начала свой диагноз сомнению.

Одна фраза «у Вас рак» перевернула жизнь, обнулив все. Дальше – начинаем по-новой. Как бы это не звучало кощунственно, но люди платят большие деньги за путешествия и другие впечатления, за то, чтоб почувствовать, пережить что-то новое, ищут это новое, а у меня всё сбылось в кабинете Перова. Это ли не новизна! Диагноз – как вызов: прожить вторую, другую жизнь в рамках единственной данной. Но я ещё не подобрала эту брошенную мне в лицо перчатку.

Некоторое время прогуливаюсь по главной улице города, заглядывая в магазины, рассматриваю горожан: мне совсем не попадаются на глаза лица беспокойные или угрюмые, как дома, в России. Ловлю себя на том, что не пропускаю взглядом ни одну грудастую женщину или девушку. Взглядом озабоченного подростка прилипаю к области декольте. «У меня скоро этого не будет», – каждый раз мысленно повторяю, не веря себе, я.

Проголодавшись, вижу, как посреди улицы рослые мужчины в стилизованном под сказочный домик киоске поджаривают на огне аппетитные сосиски. Не могу противиться магии носящихся в воздухе ароматов, дружелюбным улыбкам продавцов и особенно виду источающих сок сосисок: прямо около киоска «обедаю» вкуснейшим хот-догом с длиннющей краковской сосиской и горчицей за три евро. Видел бы меня мой сынишка за этим занятием! Я всегда его ограждала от такого рода пищи, будучи последовательным противником фастфуда.