Вера О. - Come back или Вы всегда будете женщиной

Захожу в кафе и заказываю кофе с пирожным, устроившись в мягком кресле за крошечным одноместным круглым столиком. Среди посетителей кафе большинство – хорошо одетые пенсионеры: респектабельные и красивые немцы и принаряженные, с аккуратными стрижками и незамысловатой бижутерией немки. Они увлеченно общаются друг с другом, я же, попивая кофе, смотрю через стекло на текущую мимо меня по улице реку пешеходов. Я по-прежнему больна и не могу не помнить это, но и не могу быть несчастна вот именно сейчас, с чашечкой крепкого кофе в руке за столиком с безупречно-белой скатертью в этой европейской кафешке. Отдохнув, направляюсь к своему отелю.

По дороге замечаю хрупкую старушку очень преклонных лет. Она безуспешно пытается справиться с тугой входной дверью в подъезд, да ещё и вкатить свою коляску. Прихожу ей на помощь. Старушка настоящий «божий одуванчик» – легчайшие серебряные волнистые волосы короткой шарообразной стрижки довершают это сходство. Очень добрая, детски-беззащитная улыбка на бескровном лице обращена ко мне. «Сколько ей лет, 90, больше?» – думаю я, вкатывая её коляску. В этот момент она, поблагодарив, поворачивается ко мне спиной, и я с ужасом вижу её затылок. Неожиданный контраст! На затылке довольно глубокая «дыра» (назвать иначе не могу) диаметром больше двух сантиметров, незаживающая кроваво-красная рана в обрамление невесомых волос. Это не травма, а что-то другое, серьёзнее. Как это не вяжется с безмятежным лицом и доверчивой улыбкой! Убеждена, что эта встреча не случайна.

Я теперь чувствую себя в одной лодке с ними, больными людьми. Я такая же. Больше им сочувствую, лучше понимаю.

Перед сном иду в душ и смотрю на своё ещё смуглое после Агадира обнаженное тело. Правая грудь ярко выделяется, словно разрисованная сумасшедшим художником. Следы от дневного выстрела черно-синие, а от первого – желто-зеленые. Такую грудь не жалко и отрезать, подбадриваю себя я! И встаю под горячие струи воды.

Клиника Эссена мне понравилась. На приеме у доктора не было ощущения, что я смертельно или даже просто опасно больна. Не зная языка, я видела, насколько организованно и толково началось наше взаимодействие. По словам Ефгении, немцы-доктора сообщают информацию без прикрас. И это похоже на правду.

В течение нескольких следующих дней я прохожу обследование в сопровождении переводчицы, кружась по длинным светлым коридорам и переходам, и ежедневно только за услуги перевода расставаясь с суммами от ста до двухсот пятидесяти евро (почасовая оплата тридцать пять евро). Клиника не провоцирует на негативное настроение, и только однажды я получаю весомое подтверждение тому, что рак – трагедия для заболевшего. Это случается, когда мы с Ефгенией выходим на лестничную площадку. Я обращаю внимание на затянутые сеткой пролёты, интересуюсь, зачем это, и получаю прямолинейный ответ: «Чтоб люди, узнавшие свой диагноз, не бросились в лестничный пролет. Каждые два этажа – сетка». Мне становится не по себе.

В эти дни настроение неровное: моменты хрупкой уверенности в благополучном исходе беспричинно сменяются страхом и жалостью к себе. Даже для такой эмоциональной женщины, как я, переходы стремительны и пугающи. Впервые я веду себя с собой, как дрессировщик с новыми тиграми. Больше приглядываюсь, готовлюсь позже, не сейчас, взять себя в руки, поскольку вижу, что сейчас это невозможно.

Довольно часто в моей жизни случались крутые повороты, но никогда я не боялась таких моментов, напротив, наиболее эффективно действовала в экстремальных ситуациях, проявляя полное самообладание. И оно впервые в жизни покинуло меня сразу после постановки диагноза. Если бы не каркас спланированных семьей действий, я бы сейчас лежала и ревела, ничего больше. Благодаря семье я покорно подчиняюсь происходящему, и только.

Я понимаю очень хорошо, что сию секунду мне не собраться с силами. Ни я это не могу сделать, ни кто-то другой для меня это не сделает. Я разбита, и только выискиваю немногие уцелевшие точки опоры внутри себя, понимая, что надо собирать силы для борьбы с болезнью.

Понимать–то понимаю, но продолжаю с ужасом обвинять себя. Себя, виновную в происшедшем. Вспоминаю свои поездки на недопустимые с этим диагнозом «юга», только в этом году: Казахстан, Марокко, Греция, Астрахань. Потоки так любимых мной обжигающих солнечных лучей. Инфракрасную баню в фитнесцентре, где я добросовестно прочла противопоказания: нельзя с онкодиагнозом. Не зная, что я уже давно, давно живу с опухолью. Русскую баню на даче и жар воздуха на полкé. Недосыпы. Перегрузки. Регулярные фуршеты на работе. Частые разъезды в другие часовые пояса. Шоколадки, съедаемые за раз в особо нервозные дни на работе. Непроходящую усталость. Тяжелые утренние подъемы на работу и взвинченное состояние по вечерам, не дающее заснуть. Словно я специально делала всё то, что нельзя категорически.

А болезнь безмолвно развивалась. Да нет, не совсем безмолвно. Два-три года назад увеличилась грудь. Но я полнела, и не нашла в этом ничего странного, даже была довольна: плохо ли иметь пышный бюст? Многие мои приятельницы уже расстались с девичьей стройностью. Оставалось только, сложив оружие, признать, что битва с весом проиграна. Я знала, что с возрастом женщины «сохнут или пухнут», и знала, что моё место среди «пухнущих». Мои грузные бабушки на черно-белых фотографиях с резными краями предопределили это: ни одной худышкой моя семья за последнее столетие похвастаться не могла.

Грудь увеличилась и ныла иногда, в известные дни, а чаще нет. Но я знала аббревиатуру ПМС, и это казалось мне исчерпывающим объяснением, Казалось… Да и боль не была сильной… И я жила с этим, думая, что со мною всё в порядке. Также безжалостно продолжая относиться к своему казавшемуся несокрушимым здоровью. Только вот уставала. И объясняла это возрастом. Как же я заблуждалась! Судьба-то изменчива. И она заговорила со мной наконец. Голосом доктора Перова. О том, что боль связана с распадом тканей. О разрастающейся и давящей на всё вокруг опухоли.

…Каждый отрезок жизни надо прожить, прострадать, перепрыгнуть нельзя, да и не получаются такие «прыжки» – это приходится признать…

Между тем мне делают КТ – компьютерную томограмму – и МРТ, и сообщают, что метастаз в печени нет, есть небольшая киста, но это несущественно. Переводчица очень рада, я, если честно, нет. Какое мне дело до метастаз, если диагностирован рак!! Уже две недели как диагностирован, а я всё ещё не могу принять эту ситуацию и видеть в ней хорошие моменты. Делают сцинтиграфию костей – ничего не находят, и импозантный доктор с улыбкой, как здесь повсеместно принято, энергично жмет мне руку, сообщая это, но моя реакция та же.