Ольга Шипилова - Птенец кукушки. Отдать в хорошие руки!

– Подождите, – громко выкрикнула женщина-врач, которая пристроилась на самом дальнем ряду, ближе к выходу, – что вы несете? Зачем это я должна поддерживать связи со своей группой. Хватит нам того, что мы здесь друг на друга пялимся, это нарушает тайну усыновления. Не хотелось бы встретить кого-нибудь из одногруппников на улице, когда я буду идти с ребенком. Вы и так нам проблемы создали! Подобные занятия должны проходить анонимно.

– Ну, знаете ли, – возмутилась Марина Николаевна.

– Не знаю! – резко оборвала ее женщина-врач. – И хватит называть нас пластом! Какой мы пласт? В первую очередь каждый из нас человек!

– Успокойтесь, пожалуйста, – попыталась сделать свой голос как можно мягче Марина Николаевна, – я понимаю ваши амбиции, но все же, если вы все сюда пришли, – обвела она уверенным взглядом группу, словно старалась подавить внутренний протест людей, которые кивками головы поддерживали доктора, – то следует забыть о себе полностью, раствориться в нуждах будущих детей! Вы пласт, потому что вы усыновители! Что-то вроде масла между двумя кусками хлеба. Один кусок – это государство, второй – ребенок. И выбросите из головы мысли о том, что все дети – это отказники, рожденные девушками-студентками и оставленные в роддоме из-за страха позора. Это мифы, и подобных матерей не существует! А есть женщины-биоматери, лишенные родительских прав по причине пьянства, совершения преступлений, наркомании и проституции. При этом лишенные уже не в первый раз. О генах я ничего слышать не хочу!

– Вы, конечно, можете отрицать, но поверьте, гены пальцем не раздавишь! – снова вступила в полемику доктор.

– Так-то оно так! – не дала ей договорить Марина Николаевна. – Только и у благополучных родителей иногда рождаются настоящие монстры. Нужно много работать, чтобы ребенка из системы сделать настоящим членом общества.

– А что же ваша система не старается, за наши налоги могли бы и потрудиться! – встряла в разговор странная парочка. Как оказалось, девушка и парень имели уникальную способность говорить хором, словно думали одинаково.

Марина Николаевна сделала вид, что не расслышала их, и пустилась в долгий монолог о детях из системы. Она рассказывала о потерянных привязанностях, о постоянном обжорстве, даже у грудников, о медовом месяце после усыновления и об адаптационном периоде, который может длиться годами. По ее словам выходило, что если ребенок ведет себя после усыновления агрессивно, то это просто замечательно. Если он срывает обои, крушит мебель, подворовывает – значит, малыш доверяет усыновителям.

Арника сидела, округлив глаза. На ее коленях лежал блокнот, в котором она не сделала ни единой записи. Ее руки дрожали, как и руки Ивана. Они насколько раз переглянулись, и во взгляде читалось одно: «На кой черт нам эти проблемы?!»

– И еще я хочу добавить, – продолжала Марина Николаевна, – детям хорошо в системе. Они прекрасно себя чувствуют без вас. И если вы решили, что станете избавителями ребенка от сиротской доли, то поскорее снимите костюм «супермена» и придите в себя. Усыновление нужно в первую очередь вам, а не им. Это вы не можете иметь собственных детей, это ваши проблемы! А тайны из усыновления, тем более, делать не стоит. Это я вам, как специалист, говорю. На моем веку столько семей было, которые свою жизнь превратили в ад: переезды, обмены, новые города – ничего не поможет. Всегда найдется, тот, кто откроет ребенку правду. И вот тогда, поверьте мне, вы станете врагами для него, он не оценит ваших стараний, ничего не оценит!

Арника обернулась и посмотрела на группу. Женщины сидели красные, как и мужчины. Это был удар ниже пояса. Получалось, что ребенок – это коронованное существо, которому все дозволено, а усыновитель – черный холоп, который должен ему прислуживать. И вовсе не страшно, если ребенок уничтожит все семейное имущество, холопы терпеливые, снова заработают. Более того, Арника узнала, что в случае морального непринятия семьей усыновленного ребенка, отменить усыновление будет крайне нелегко. И членам семьи, если вдруг суд вынесет решение об отмене усыновления, придется платить алименты.

«Ничего себе, думала Арника, – выходит, дети защищены полностью, а усыновители никем и никак. Хотя, с другой стороны, мы люди взрослые. Никто не станет сражаться с обездоленным малышом. Да и как это вообще возможно, взять ребенка из детского дома, а потом снова отправить его туда же!»

В самом конце лекции, пытаясь убедить слушателей в том, что не стоит делать тайны из усыновления, Марина Николаевна рассказала сказку о медведях, которая очень умилила Арнику. Эта трогательная сказочка, сочиненная одним из усыновителей много лет назад, заставила Арнику сначала улыбнуться, а потом и вовсе уверовать в правильность их с Иваном действий. И придет время, а оно обязательно придет, их деяния возблагодарятся.

Данная версия сказки о медведях предназначалась для того, чтобы рассказать взрослеющему ребенку о его происхождении. Смысл заключался в следующем: необходимо посадить перед собой малыша, который начал задаваться взрослыми вопросами и положить перед ним трех медведей. Два из них непременно должны быть одного цвета, а третий – полностью отличаться и по форме, и по цвету, и по внешнему облику. А потом рассказать сказку: «Жили-были два медведя. Мама и папа. И не было у них медвежат. Решили медведи пойти по свету и отыскать своего малыша. Шли они очень долго, измучились в пути и забрели в сказочное царство, в котором жил маленький медвежонок среди лесных зверят: лисичек, зайчиков, волчат и ежат. «Ой, какой хорошенький!» – сказала мама-медведь. «Ой, какой миленький!» – воскликнул папа-медведь. «Да это же наш сыночек!» – прокричали они оба. «Почему я ваш? – удивился медвежонок. – Я же совсем не похож на вас, у меня шубка голубая, а у вас белая!» «Ну и что? – ответили медвежонку мама-медведь и папа-медведь. – Посмотри, у нас, как и у тебя, четыре лапы, хвост-помпон, ушки-баранки, глазки-бусинки и рот, который умеет рычать. А цвет шубки – вовсе не главное. Главное, что мы тебя отыскали и любим больше жизни!»

После нехитрого рассказа с малышом непременно стоит подурачиться и совершить групповое рычание. А потом завершить сеанс признания совместными объятиями.

Слушая сказку, Арника уже представляла красочную картину в их гостиной перед камином, в котором должны потрескивать сухие дрова. На пушистом белоснежном ковре Арника видела свою темноволосую девочку, с удивительными огромными глазами, в розовом платье. Рядом – улыбающийся Иван, который с любовью смотрит то на Арнику, то на их малышку. Арника рассказывает сказку о медведях, девочка слушает ее, открыв рот, и когда сказка заканчивается, девочка благодарно целует Арнику в щеку. Они обнимают друг друга, Арника плачет от счастья, а Иван гладит ее по голове. Потом они дружно рычат, очень-очень долго, до тех пор, пока не начинают чувствовать себя уставшими и голодными, как самые настоящие медведи. И тогда Иван берет телефон, не желая мучить жену поздним ужином, и звонит в ресторан. А через полчаса им на дом доставляют горячую пиццу в трех коробках. В трех коробках… Здесь картинка вдруг поблекла, растаяла, и Арника пришла в себя. «Почему в трех коробках? – спохватилась она. – В трех коробках, это было до нашей девочки. Одна – для Ивана – с беконом, вторая – для меня – с тунцом и морепродуктами, а третья – для Рикки – пицца „Маргарита“. Значит, в будущем должно быть четыре коробки! Нет, так не пойдет! Рикки не сможет больше лакомиться с нами пиццей. Ему предстоит питаться отдельно. Ой, бедный мой волк! Но в доме появится ребенок. А для детей близкие контакты с волками, пусть и одомашненными, опасны! Рикки может отобрать еду или зубами за руку ухватиться. Ах, ты, боже мой, совсем запуталась! Что же делать?! Я люблю Рикки, он мой сыночек, но и настоящего ребенка тоже хочется, чтобы как у всех! Неужели, действительно, придется выбирать?!»