Геннадий Мурзин - Кровопийца. Уральский криминальный роман

– Не могу. Время работает против нас. Надо спешить.

– Смотрите, конечно. Но вы уж, пожалуйста, детям о нашем разговоре – ни слова. Не травмируйте их еще больше. Мне их жаль. А того великовозрастного кобелину – нисколько. Вы все-таки подумайте о том, что я сказала. Чует мое сердце, что с ним не все чисто.

Они поднялись на второй этаж. Фомин подождал, когда Дарья Михайловна войдет в свою квартиру, и только после этого нажал на звонок квартиры №10. Он услышал, как отворилась дверь квартиры, послышались шаркающие шаги.

– Кто там?

– Подполковник полиции Фомин.

Щелкнула защелка, и его впустили. Перед ним стояла вся зареванная молодая женщина. Руки ее судорожно тряслись.

– Что еще вам нужно?

– Разрешите войти. Извините меня, что вынужден тревожить в столь неурочное время, но мне обязательно нужно с вами поговорить.

– Проходите.

Она повернулась и пошла той же шаркающей походкой. Где-то в глубине квартиры послышался детский плач.

– Извините.

Она сходила и тут же вернулась с малюткой на руках. Он, почувствовав материнские руки, успокоился.

– Присаживайтесь, – пригласила она. Прижав к груди дитя, добавила. – Мне бесконечно жаль папулю, но… Я не знаю, что бы я стала делать, если бы еще и мое дитя загубили. Слава Богу, что хоть его оставили в живых, изверги!

– Видите ли, Елена Матвеевна, дитя не являлось помехой для убийцы. У него, скорее всего, была совершенно определенная цель – убрать вашего отца.

– Кому он мог помешать? Он такой добрый, общительный и ласковый… был. Кому угодно готов был прийти на помощь.

– Возможно, именно это и сгубило его.

– Вы что-то знаете?.. Вы что хотите этим сказать?

– Простите, Елена Матвеевна, но я пока абсолютно ничего не знаю. Есть лишь предположения, но и только. А о них говорить рано, очень рано. – Фомин помолчал. – Скажите, когда вы вчера вечером уходили, отец вам ничего не говорил?

– Нет. Ничего такого, что бы могло представлять для вас интерес.

– Он вам не говорил, что к нему должны прийти гости или гость?

– Ничего такого не намечалось.

– Я потому спрашиваю, что он дверь открыл сам, не поинтересовавшись, кто там. Так не бывает, когда приходит незнакомый и неожиданный визитер. Иначе говоря, он либо знал хорошо пришедшего, либо ждал кого-то и потому без опасения открыл ту, первую дверь.

– Не могу и представить, кого он мог ждать. Постойте-постойте… Одну минуту… Я, кажется, вспоминаю… Когда мы стали собираться к приятелям, то он сказал такую фразу: «А я хотел ненадолго сходить в одно место». Ну, да, я еще ему сказала в шутку: «Сходишь завтра. Твое „место“ никуда не денется».

– А он что?

– Согласился сразу и добавил: «Я позвоню». Это дите для него – свет в окошке, и ради него он готов был отказаться от чего угодно. Мы этим, конечно, почем зря пользовались.

– С какого телефона он мог позвонить?

– Да, с нашего. Вон, в комнате стоит аппарат.

– Он при вас звонил?

– Нет. При нас он никуда не звонил.

– Понятно. А скажите, когда вы пользуетесь телефоном, вы ничего не замечали странного в его работе?

Женщина непонимающе смотрела на него.

– Ну, там посторонние шумы, или плохая временами слышимость, или чужие голоса. Так обычно бывает, когда на линию садится «жучок», то есть подпольный абонент, который и мог случайно или намеренно подслушать разговор вашего отца. В ваше отсутствие, имею в виду, разговор.

– Звоню я часто и ничего особенного не замечала.

– Понимаете, я знаю, что ваш отец звонил, и знаю, куда звонил, и знаю, о чем звонил. Но пока никак не могу уяснить себе, как телефонный его разговор стал известен посторонним, третьим лицам?

– И вы ничего мне не сказали?

– К сожалению, не могу. Кроме того, что кто-то из телефонного разговора узнал, что отец вечером будет дома один, что уйти он не сможет, так как сидит с малышкой; что ждет человека, который предупредил его о своем скором приходе. Это мог быть и кто-то из соседей. Вы не находите?

– Нет, из соседей никто не мог. Постойте, вы на что намекаете? Не хотите ли сказать, что мой отец вел какую-то деятельность, мне неизвестную, и скрывал?

– Не волнуйтесь, я ничего такого не говорил. Никакой, как вы выразились, «деятельностью» он не занимался. Ну, ладно, так и быть, скажу: он ждал прихода нашего сотрудника. Но когда сотрудник пришел, то застал его уже мертвым. Понимаете?

– Я что-то совсем перестала понимать: зачем ему потребовалась встреча с полицией?!

– Прошу прощения, но пока я сказать вам этого не могу. Интересы следствия не позволяют.

– Все так странно. И на моего отца совсем непохоже. Он никогда от меня ничего не скрывал.

– В этот раз не сказал, чтобы не испортить вам встречу с приятелями. Вы могли, узнав, отказаться, остаться дома. Этого он меньше всего хотел. Судя по всему, отец вас здорово любил. И внучку, конечно.

– Я это знала… Получается, что если бы мы остались дома, то он бы был жив? Ведь так, да?

– Скорее всего, так.

– Получается, что это я виновата в его смерти? О, Боже, за что ты наказал меня! Ведь чего-чего, но этого я никак не хотела! Как мне дальше жить. – У нее полились слезы.

Фомин попытался успокоить:

– Не терзайте себя. Вы ни в чем не виноваты. Это простое стечение обстоятельств. Рано или поздно, но убийца все равно бы попытался убрать с дороги вашего отца. Потому что ему стало известно…

– Моему отцу?

– Да, именно ему.

– А что, конкретно, отцу стало известно? – подозрительно уставившись в подполковника, спросила молодая женщина.

– Некие обстоятельства…

– А поточнее?

– Сожалею, но сказать не могу. Так сказать, тайна следствия.

– Больно расхожая фраза. Не верю я во всякие там «тайны следствия». Просто: вы не хотите сказать правду. Или, что тоже возможно (по кино знаю), вы просто-напросто туману напускаете… Ну, чтобы скрыть отсутствие на руках следствия фактических обстоятельств дела.

Фомин скорчил недовольное лицо и даже угрожающе кому-то погрозил пальцем.

– Черт бы побрал эти фильмы! – воскликнул он. – Невозможно с народом разговаривать. Всё-то он, народ, знает, обо всём судит наверняка.

Молодая женщина строго посмотрела на подполковника.

– Это вы насчет меня?

– Нет, что вы! Я – вообще… О народе… О его правовой просвещенности…

Дворкин просматривал рапорт участкового, когда в дверь его кабинета осторожно постучали.

– Да, входите.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла еще довольно молодая женщина в норковом пальто и такой же шапке. Сделав несколько шагов в сторону письменного стола, за которым сидел следователь, остановилась.