Андрей Абинский - Розалинда. Морские рассказы

– Позвоните, вас встретят.

Жертв революции – хорошее название для улицы. Но есть ещё лучше – Тупик Коммунизма.

27 октября 1999 года.

В десять часов я уже был у обозначенного здания. Панельный жилой дом, выложенный белой кафельной плиткой, четыре подъезда, во дворе ни души. Северный ветер шуршал по асфальту сухими опавшими листьями. Из ближайшей двери выглянул высокий мужчина в белой рубашке, покрутил головой и, увидев меня, приветливо помахал рукой:

– Андрей Степанович?

– Да, это я.

– Виктор Ильич, – представился он и пожал мне руку.

Ладонь была теплая и пухлая.

– Добро пожаловать, – сказал мой новый знакомый. – Уверен, мы с вами договоримся.

Шагая через две ступеньки, Виктор Ильич провёл меня на второй этаж и распахнул железную дверь. Я успел заметить, что на двери отсутствует табличка с названием компании.

Мы вошли в обычную квартиру. Избытка мебели не наблюдалось. В середине комнаты стоял круглый стол на фигурных ножках. Рядом – коричневый угловатый сейф. У стены – диван под черным обшарпанным дермантином. Низкое кресло и два стула дополняли мебельный гарнитур. За столом сидел маленький рыжий человек в строгом костюме и тропическом галстуке. Сквозь толстые линзы очков он что-то высматривал на экране компьютера.

– Салют, компаньеро! – сказал рыжий, не отрываясь от монитора.

– Игорь Савельевич говорит на восьми языках, – шёпотом пояснил мне Виктор Ильич.

– Буэнос диас, – ответил я на испанском.

Рыжий наморщил лоб и поднял брови. Его очки автоматически подпрыгнули вверх. Он улыбнулся:

– Гарно, хлопец! – сказал Игорь Савельевич, вероятно, на восьмом языке. Потом добавил на фене: – Ложи ксивы на скатерть.

Скатерти на столе не было.

Я вынул свой пакет документов и Игорь Савельевич быстро пролистал нужные страницы. Было заметно, что в бумагах он разбирается. Я молчал и терпеливо ждал.

– Я сам из пароходства, – наконец сказал рыжий. – Капитана Смашнёва не встречали?

– Не довелось.

– Капитан Смашнёв – это я.

– Очень приятно.

Капитан раскрыл мой паспорт моряка.

– «Мореходку» пропишете по судну, – сказал он. – Этим займётесь завтра.

Тоже знакомый лексикон. «Мореходкой» часто называют паспорт моряка. Чтобы моряка выпустили за кордон, нужно внести в паспорт название судна. Делается это в конторе капитана порта.

Я осмелился сказать:

– Феско Трамп – незнакомая компания. Никогда не слышал.

– Ничего удивительного, – заявил Игорь Савельевич. – Мы недавно зарегистрировали фирму и сейчас пребываем в стадии развития.

Он вынул из папки лист бумаги и помахал перед моим носом:

– Вот сертификат, вот подпись губернатора, вот факсимиле Лазуткина.

– Лазуткин, это…

– Глава Роскомимущества по Приморскому краю. Убедительно? – спросил Игорь Савельевич и просверлил меня взглядом сквозь очки.

– Йес, – ответил я. – Что от меня требуется по работе?

– Работа по специальности, для профессионала, ничего из ряда вон…

Я насторожился. Когда тебя называют профессионалом, то часто хотят изнасиловать.

– Если коротко – в Посьете на отстое ржавеет СРТМ «Кандалакша». Твоя задача, – рыжий перешёл на «ты», – запустить аппаратуру и предъявить судно Регистру. На один переход. Потом добежать до Бомбея, выбросить судно на берег и, самолётом – домой. Все служебные расходы, гостиница, питание и перелёт, естественно, за счет компании.

– Хорошо бы получить аванс, – говорю. – Я несколько поиздержался в отпуске.

– Расчёт потом, когда вернёшься из командировки. Выдам тебе три штуки вот из этого сейфа.

Смашнёв пнул ботинком угол сейфа. Раздался звук пустого железного ящика.

– Три тысячи долларов? – уточнил я.

– Именно. Неплохо, за два месяца работы?!

– Мне надо подумать, – говорю.

– Думай, но не долго, – сказал Смашнёв. – Документы пока оставь у нас.

– Всё своё ношу с собой, – возразил я, рассовал бумаги по своим карманам и вежливо попрощался: – See you tomorrow!

Вечером я обсудил ситуацию с Клавой. Моя милая – трезвый прагматик и я всегда сверяюсь с её мнением. Но решаю проблемы, конечно, сам. Должность обязывает…

Клава высказалась однозначно:

– Не пущу! До Индии, мой милый, ты доплывешь, а назад вряд ли вернёшься. И станешь ещё одной жертвой революции. Потому что конторы на Жертв революции уже не будет. И плакали твои денежки, и я тебя не дождусь. А я тебя всё ещё люблю…

И на том спасибо.

– Твой Смашнёв – жулик! – категорично заявила Клава. – К тому же, он рыжий. А рыжие чаще других бывают проходимцами.

Вот так, коротко и ясно.

С Клавой мы прожили уже двадцать лет и познакомились при весьма забавных обстоятельствах. Как-то я рассказал об этом своему другу, боцману Варенникову.

– Из этой истории можно придумать хороший рассказ, – сказал боцман.

А чего его придумывать? Вот как это было.

Как много девушек хороших,

Как много ласковых имён,

Но лишь одно из них тревожит,

унося покой и сон…

Леонид Утёсов

Я доплыл до буйков и ухватился за тёплый рым, чтобы передохнуть. Оранжевое солнце медленно тонуло в море. Окна домов на далёком берегу ещё играли бликами отражённого света. Над городом струился тёплый воздух остывающего асфальта.

«Солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего», – сказал я себе и поплыл к берегу. Дикий пляж у Маяка был пуст. Только на камнях примостился запоздалый рыбак и вдоль кромки воды бродила одинокая девушка.

На серой гальке лежало моё беспризорное полотенце. И – больше ничего! Исчезли мои голубые джинсы, футболка с изображением «Битлов» и целая пачка сигарет. Жуткая потеря для нищего студента. «Опаньки!» – сказал я себе и стал оглядываться вокруг. Однако кроме коряги, выброшенной прибоем, ничего на пляже не обнаружил. Да, ещё девчонка. Она остановилась рядом и зябко ёжилась, обхватив руками острые плечи. Два пестрых треугольничка прикрывали несуществующую грудь. Мокрый купальник не спасал от вечерней прохлады. К тому же, девчонка ревела.

– Ты чего? – спросил я.

– Платье украли, – ответила она сквозь слёзы. – Вернее, сарафан, из Сингапура.

– А у меня джинсы спёрли, – говорю, – между прочим, из Японии.

– И книжка пропала, «Сказки Андерсена». Самое главное, книга не моя, чужая.

– Ты уже читать умеешь? – простодушно спросил я. – Как тебя зовут?

На вид девочке было не больше тринадцати.

– Клава, – сказала Клава и улыбнулась.

Огромные глазищи, аккуратный носик, детский овал лица. Тогда я ещё не знал, что проживу под эти взглядом всю оставшуюся жизнь.