Андрей Абинский - Розалинда. Морские рассказы

Капитан редко появлялся в радиорубке, но каждый раз придирался к чему-либо и хамил. Я отвечал тем же, терять мне было нечего. Мой начальник подвизался к комиссару секретарём-машинисткой – там шили дело. Как-то я спросил напролом:

– Никитич, чего там про меня?

– Не обольщайся на свой счёт, Андрюха, – успокоил меня начальник. – Ты мелкая сошка. Про тебя так, скользом.

– В какую струю попадёшь, – говорю, – а то и не отмоешься. Характеристику мне напишите?

– Пиши сам, я подмахну. А вот мастер…

Характеристику я сочинил, как на героя Советского союза. Не был, не замечен, не состоял, аккуратен, в быту опрятен, с хорошими морскими качествами и светлой головой. В конце нагло рекомендовал себя на должность начальника радиостанции. Никитич подписал её не раздумывая.

Теперь предстояло заручиться подписью капитана. А это, как я справедливо полагал – дохлый номер. Здесь нужно было не торопиться и выбрать подходящий момент.

Уже неделю мы собирали для мастера поздравительные РДО. Завтра ему стукнет шестьдесят лет. «Пенсионер в расцвете сил», – сказал на этот счёт комиссар и велел нарисовать к юбилею ветерана красочную стенгазету.

Местный художник изобразил на листе ватмана титаническую фигуру с лицом Вагнера, держащую на вытянутых руках наш лайнер. При этом пароход был больше похож на судно, чем морда Вагнера на его лицо. По верху рисунка арабской вязью был написан подхалимский стишок с напутствием от парткома, профкома и всего благодарного экипажа.

Вечером, в разгар юбилейного банкета, я постучал в каюту мастера. Дубовая роща, разбавленная пёстрыми березками (судовыми красавицами), была в полном составе.

Скромно, потупив взор, я поздравил юбиляра и вручил ему пачку РДО. Потом почтительно протянул лист со своей характеристикой.

– Охо-хо! – ехидно воскликнул мастер, пробежав глазами текст. Потом обратился к честной компании:

– Ну что, джентльмены, подпишем Маркони челобитную?

– Я, в общем-то, не против, – осторожно вымолвил комиссар. – Начальник Абинского хвалит…

– Андрюха славный парень, – фамильярно сказала Оля Балиж. – И комсомолец к тому же…

– Тебя как раз и не спрашивают! – оборвал её мастер

– Ладно, пусть живёт, – угрюмо согласился дед.

Капитан быстрым росчерком поставил свою министерскую подпись. Я вежливо поблагодарил всех за оказанное доверие и вышел. Рюмку мне не предложили.

На следующее утро капитан появился в дверях радиорубки. Я как всегда долбил на пишущей машинке. Вагнер дождался, когда я поставлю последнюю точку и сказал:

– Дайте вашу характеристику.

От него сильно разило вчерашним.

Я выдернул из журнала вложенный лист и подал мастеру. Кэп не спеша сложил его вчетверо и спрятал в карман.

– Вам ещё рано быть начальником, – презрительно сказал вершитель судеб. По трапу застучали его подкованные ботинки.

– Чтоб ты провалился, зараза! – тихо пожелал я вслед.

Вчерашний банкет был последним мирным днем в дубовой роще. Говорили, что мастер и старший механик не поделили красивую Элю. Кэп перестал здороваться с дедом, а тот старался не встречаться с ним в кают-компании.

Через неделю мы пришли в Находку и бросили якорь в бухте Америка. На сопках кудрявилась первая зелень, пригревало весеннее солнышко.

– East or West, home is best! – сказал старпом.

– Что это? – спросил я.

– В гостях хорошо, а дома лучше!

Никто ещё не знал, какую свинью задумал подложить нам старший помощник.

При оформлении судна властями Клийман заявил, что уже неделю мается с животом и не слазит с унитаза. В то время очень опасались бацилл дизентерии, привезённых из тропического Вьетнама. Наш «Либертос» поставили на карантинную стоянку и вывесили жёлтый флаг. Клиймана забрали на берег, дабы старпом не сеял заразу среди экипажа.

Всё хорошее быстро заканчивается, а плохое тянется долго. Целую неделю мы парились на рейде, поглядывая на недосягаемый берег. Каждое утро на катере приезжали медики, ставили всех буквой «Г» и чего-то пихали в задний проход. Унизительная процедура.

Наконец, объявили, что «корабль чист» и нас поставили к причалу. После короткой стоянки в Находке, судно должно было следовать во Владивосток и начальник отпустил меня домой.

– Через три дня будем во Владике, – сказал Никитич, – там и уйдёшь с миром…

– С волчьим билетом, – уточнил я.

Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Утром я допивал кофе у своей будущей тёщи и плотоядно поглядывал на юную Клаву. Позвонили в дверь, явился гонец из кадров.

– Абинский, за тобой прислали, – сказал он. – Дуй срочно в кадры!

– Зачем? – насторожился я, вспоминая свои прошлые грехи.

– Не знаю. Там скажут.

Нищему собраться – подпоясаться. Через полчаса я предстал перед инспектором в Отделе кадров.

– Пять минут на сборы, – сказал мне инспектор, – и в Находку, на судно!

– Что случилось?

– Начальник рации заболел. Нужно перегнать судно во Владивосток.

– Дизентерия?

– Нет, там увидишь.

Я оседлал «Комету» и её подводные крылья донесли меня до Находки за два часа. «Либертос» с обвисшими концами стоял у причала. Мне он показался до боли родным.

В коридоре судна я встретил капитана.

– Приехал? Хорошо, – хмуро сказал он. – Зайди к начальнику. Нальёшь ему водки – убью!

Вконец озадаченный я постучал в каюту Орлова и, не дождавшись ответа, вошёл.

На кровати из под солдатского одеяла торчала голова египетской мумии. В дырке желтых бинтов блестел один глаз и угадывалась чёрная впадина рта.

– Андрюха, – сдавленным голосом просипела мумия, – выпить есть? Дай, иначе умру.

– Нельзя вам, Юрий Никитич. К тому же мастер обещал мне за это голову оторвать.

– Ну хоть закурить дай, – жалобно попросил начальник.

Я прикурил сигарету и протянул больному. Никитич выпростал из-под одеяла руку и сбитыми пальцами ухватил сигарету. Мне было искренне жаль его.

– Где вас угораздило, Никитич?

– На аллее…

– ?

– В Алее Мужества… шёл из кабака… пиджак там забыл.

Всё стало понятно. В Находке к морскому вокзалу ведет длинная тенистая аллея. Ходить по ней вечером одному и без оружия равносильно самоубийству. Лихие разбойники караулили подвыпивших моряков и частенько грабили. Там Никитича раздели и разделали под хохлому. Он лишился часов, денег и дополз до судна в одних трусах.

– Жене позвони, – попросил меня Никитич. – Пусть приедет. И пиджак забери в кабаке. В раздевалке забыл по пьяне…

– Жене-то как сказать?

– Скажи заболел… Скажи дипломатично… ну… немного побили.

После обеда я посетил ресторан «Находка». Кожаный пиджак начальника мне отдали без проблем. На вокзале из автомата позвонил во Владивосток: