Андрей Абинский - Розалинда. Морские рассказы

– Вера Петровна, – сказал я в трубку. – Юрий Никитич просил вас приехать…

– Что случилось? Почему сам не звонит?

– Заболел немного…

– Как заболел? Говорят, у вас дизентерия!

– Не… его побили маленько.

– А-а-а! Опять надрался! Нашёл приключений на свою ж…!

– Что ему передать? – спрашиваю.

– Пусть даже не мечтает! – зло ответила женщина. – Никуда ехать я не собираюсь!

Длинные гудки…

Я пересказал наш разговор Никитичу.

– Приедет, – просипел он и махнул ослабевшей рукой.

Вера Петровна приехала вечером. С собой притащила две туго набитые авоськи. Однако, войдя в каюту, обнаружила только смятую постель и клочок окровавленного бинта на подушке. Начальник исчез.

В панике женщина бросилась к капитану.

– Как бы на себя руки не наложил, – забеспокоился мастер. С головой у него не в порядке. Потом успокоил: – Не переживайте, вы красивая женщина, найдёте себе другого…

После долгих поисков начальника обнаружили в прачечной. Из-за стиральной машины торчала скрюченная забинтованная нога. Орлов был мертвецки пьян.

Поздно вечером мы двинулись из Находки во Владивосток. Я передал отходные радиограммы и даже вздремнул в кресле. В радиорубку дважды заходил Вагнер.

– Спишь? – спрашивал он.

– Сплю, – нагло отвечал я, не поворачивая головы.

Моё вахтенное время ещё не началось.

На рейде Владивостока к нам подвалил катер и из него высадилась многочисленная толпа: важные чиновники из пароходства, радостные подруги и жёны моряков, а также три партийных работника при шляпах и галстуках.

Дело в том, что на судне нашлась добрая душа и накатала «телегу» в партком пароходства о художествах капитана в течение рейса. А грехов за ним водилось немало.

Партийные товарищи представились, сухо поздоровались с капитаном и начали беседовать наедине с членами экипажа. Под интервью первыми попали женщины.

В радиорубку позвонил капитан:

– Зайдите ко мне. – сказал он.

Я зашёл. Мастер взял со стола лист бумаги и протянул мне. Это была моя характеристика.

– Вас спасло, только то, что вы любите свою профессию, – напыщенно сказал кэп.

Я не поблагодарил его и вышел не прощаясь.

Мне было известно, что спасло опального Маркони. Капитан забоялся партийных разборок. Зачем ему лишний враг? Ведь радисты знают всё о всех и больше всех.

В приподнятом настроении я шагал к проходной. Я попрощался с «Либертосом», в последний раз поговорил с аппаратурой и выключил главный рубильник. Впереди был отпуск и, если не передумает Клава, у нас будет свадьба.

Навстречу ковылял комиссар Бройко. «Это к дождю», – подумал я.

– Списались? Собираетесь в начальники? Рад, очень рад за вас! Одно лишь будет напутствие…

– ?

– Не будьте слишком резким, – сказал Бройко и протянул мне руку.

Я пожал её.

На этом история не заканчивается. Через три дня, гуляя по Ленинской, я встретил инфицированного старпома.

– Сан Саныч, – радостно приветствовал я его, – вы уже на свободе? А как же бациллы?

– Не было никаких бацилл, Андрюха. В тот же день я сорвался во Владик и, когда комиссар приволок в партком папку с моим «Делом», ему сказали:

«Таки такого Клиймана у нас нет. Буквально вчера он уволился из ДВМП и перевёлся в АСПТР». Эффект представляешь?

– Ну, вы и жулик! – восхищенно сказал я. – За такой финт можно простить нашу отсидку в карантине.

– Классика! – скромно ответил чиф.

Но и это ещё не конец истории.

После отпуска в коридорах пароходства я столкнулись со старшим механиком Садыковым. Отступать было некуда. К моему удивлению, Борис Зурабович встретил меня чуть ли ни с объятьями. Его распирало от желания поделиться с кем-нибудь своей подлянкой. После обычного: «Ты где? Вы как?», дед, заливаясь смехом, рассказал:

– В тот день на рейдовом катере приехала к мастеру жена. А я-то знал, что он в это время западает с поварихой! Проводил даму до каюты, открыл дверь ключом-вездеходом и впихнул её туда.

– Боже ж ты ж мой!

– Ты не поверишь! Бой быков! Последний день Помпеи! Баба вылетела из каюты, как пуля! Едва не сбила меня с ног и успела вскочить на тот же катер, на котором приехала! Финита, бля, комедия!

*****

3 декабря. 1999 года. Пятница.

Движемся из Анадырьского залива к мысу Наварин.

Радиорубка просторная с круглой трубой пиллерса посередине. За него удобно цепляться во время качки. Три стола. На них два приёмника «Циклоида». Оба на издыхании. Передатчик «Бриг-2», раздёрганный донельзя. Два радара «Наяда». Один из радаров мертвый, с убитым редуктором антенны, второй видит крупное судно не далее, чем за 10 миль, а за 16 не видит хороший скалистый берег. Мой рабочий день 16—18 часов.

Попал ты, Андрюша, как кур в ощип!

4 декабря 1999 года

«Розалинда» – единственное судно компании «Bananas & Electronics», принадлежащее непонятно кому и зарегистрированное под флагом великой морской державы Монголии.

Красавица «Роза» – древняя старушка и страдает всеми возможными недугами: машина имеет дурную привычку стопориться в самый неподходящий момент, электричество пропадает два-три раза в сутки, но в разное время и к этому трудно привыкнуть.

Пресная мытьевая вода утекает по неведомым трубам в черную дыру и на судне всегда действует режим жёсткой экономии. Вода включается два раза в сутки и только в душевые. Чтобы почистить зубы, приходится снимать штаны.

Вдобавок, на судне сборно-подзаборный экипаж. Бывшие таксисты, дизелисты и сельские механизаторы с Сахалина, купившие морские дипломы в пешеходных переходах острова.

Кроме того, судно оккупировали несметные стаи тараканов и полчища крыс. Мы с ними пытались бороться, но потерпели поражение. Буфетчица боится спуститься в прачечную и требует сопровождающего с дубинкой.

Однажды, я сказал старпому:

– Максимум, через год «Роза» утонет.

– Не каркай! Накаркаешь беду, – лениво возмутился чиф.

– Это неизбежно, как крах капитализма. Одно утешает – нас с тобой здесь уже не будет.

Капитан судна, Мансур Габдулхаевич Габдулхаев, из опальных. Его выгнали из САХМП за пьянство, однако и здесь его любовь к зеленому змию не пропала. Бывает, кэп уходит в загул на неделю, а очнувшись, проявляет нездоровую суетность и рабочий зуд.

Как все пьющие люди, он нервный и подозрительный:

– Начальник, вот, чувствую, ты на меня стучишь! – сказал мне кэп после очередного запоя.

– Увольте-с, Мансур Габдулхаевич, тут и без меня есть кому стучать, – отшучивался я.

Я долго тренировался, чтобы бегло произносить: Мансур Габдулхаевич.

4 декабря. 1999 года. Суббота.

Моя каюта. В ней я только ночую и то не всегда. По штату, это пассажирские апартаменты. Каюту начальника радиостанции отдали супервайзеру и она пустует.