Николай Самуйлов - Принц и опер. Роман фантастических приключений

…Не я, опер Витковский, а барон Раконер, весьма шустро подскочил с насиженного места и оказался в центре лыжи. Под тяжестью тела скейт скользнул от берега. Меня закрутило в водовороте, и я чуть было не рухнул на спину и, следовательно, в воду. Однако правая нога отступила назад, а левая плотно легла в абрис подошвы, нарисованный на серебристой поверхности лыжи, и надавила на него пяткой. Скейт затормозил, и я принял устойчивое положение. Правую ступню тут же поставил на второй абрис, нарисованный чуть сзади, с поворотом носка наружу.

Мышцы ног (как и рук в случае с донной Розой) помнили заученные бароном движения.

Я развернулся к берегу, что бы увидеть Боба и получить от него дополнительные указания.

Под навесом никого не было.

– Куст с жёлтыми цветами на противоположном берегу, – сказал голос биона из браслета. – Поторопись, малыш…

– Издеваешься!

Ответа не последовало.

Педаль для правой ноги обозначала повороты влево-вправо, левая руководила скоростью и тормозом. Поскольку в моей прошлой жизни я любил кататься: летом на велосипеде, а зимой на лыжах, то быстро сообразил, как удерживать равновесие, используя возможности педалей. И меня понесло вдоль берега, прямо и зигзагами, а потом уже и к жёлтому цветочному «маяку».

Метрах в трёхстах от противоположного берега я обнаружил курчавую голову Филиппа, обозначенную ярко-красным воротником спасательного жилета. Причалил к юноше. Он же, заметив приближающийся скейт, перестал грести и наблюдал за моими виражами. А потом принялся рассматривать уже меня, округлив чёрные зрачки, синеватым овалом глазных яблок.

На протянутую руку Филипп не обратил внимания, и пришлось вытаскивать парня за «шкирку». Благо жилет оказался прочным.

Филипп, кроме спасательного жилета, имел на себе вполне приличную одежду. Голубую куртку на молнии, белые спортивные брюки и синие туфли. Извлечённый из воды юноша вполне уверенно пристроился на «борту» моего корабля, отстегнул жилет, и что-то в нём нажал. Образовавшийся при этом красный жетон с пятирублёвую монету, спрятал в карман куртки. Влага из одежды буквально через пару секунд стекла на скейт, и парень уже не походил на мокрую курицу. Туфли заскрипели, словно надетые впервые. Полы куртки легко затрепетали на ветру. И лишь чёрные кудри всё ещё источали крупные капли, медленно сползавшие по коричневым щекам…

Филипп показался мне очень похожим на сестру. Правильные черты лица, большие глаза с озорными искорками, средней пухлости губы, круглый подбородок. Выше среднего роста, телом – сухощав, младше меня лет на десять…

Стоит передо мной, рассматривает мою физиономию и мою же монументальную фигуру. В хитреньких глазках ни благодарности, ни критицизма. Примерно так студенты из Африки смотрят на бледнолицых москвичей. Ненавидеть им нас не за что, да и любить – тоже…

Осторожно, что бы ни уронить спасённого шурина в озеро, я развернул скейт в сторону баобаба и носком левой ноги прибавил газу…

Видит Бог – мне понравилось парить над озером. Скейт легко касался водных барашков и оставлял позади радужный шлейф из мелких брызг.

Филипп повернулся лицом к ветру, принял походную стойку и уверенно руководил гибким телом, когда я совершал резкие виражи. У самого берега я резко затормозил, и мы по инерции, друг за другом, выскочили на ковёр из зелёных колокольчиков. Парень немного пробежал, запнулся в траве и рухнул в неё, недовольно пробурчав. Я же устоял…

А скейт в это время перекочевал в браслет.

– Пуппэ! – сказал Филипп, покрутив пальцем у моего носа. Следующее предложение было длинным и по интонации очень походило на воспитательную тираду донны Розы. Интересно, чем это юноша не доволен?

– Русского ты, конечно, не знаешь! – сказал я Филиппу, попутно отлавливая палец чернокожего родственника взмахом левой. Филипп осёкся и присел, спасая пленённую конечность.

– Сорри! Сорри! – промяукал шурин. Я отпустил палец. В школе я учил немецкий. Но знаю, что «сорри» по-английски, это как «пардон» по-французски. Извиняется, стало быть, Филька…

Боб похлопал меня по плечу. Я оглянулся.

– Класс! Ещё пару специальных тренировок на воде и уровень барона Раконера будет восстановлен! Наступят лучшие времена, и мы обязательно покатаемся на волнах Северного океана.

– За комплемент – спасибо. Будь любезен, Боб, переведи, что сказал обо мне этот висельник, бежавший из острога?

– Филипп обозвал тебя безмозглой куклой и пообещал надрать задницу крапивой.

– За что!?

– Не знаю…

– Хорошо, при случае сам у него спрошу…

Серафим и донна Роза несказанно обрадовались появлению в нашем доме господина Филиппа Гамильтона младшего. Значит, где-то на необъятных просторах планеты Камелот обитает ещё и старший Филипп Гамильтон. И этот старший – отец Филиппа и Мадлен – а по совместительству мой тесть, в этом мире числится не простой пешкой, а фигурой облеченный властью, раз «именитого преступника» освободили из тюрьмы досрочно, вполне официально, но совсем необычно. Доставили в летающем остроге к дому и выбросили поблизости в озеро, снабдив спасательным жилетом…

За что посадили шурина в летающий «замок Ив» и почему досрочно освободили из заключения, Боб мне не сообщил. Наводящих вопросов я ему не задавал, а он, словно оберегая мою, раздувшуюся от пустоты голову, лишь изредка комментировал услышанные диалоги.

И ничего-то конкретного я не узнал из его коротких комментариев, сделанных мельком вместо дословного перевода задушевных бесед Филиппа с домашней челядью.

А вот Филиппу, похоже, обо мне что-то сообщали. Ибо он, мой новый родственник, после очередной цитаты, произнесённой Серафимом, неожиданно сменил имидж домашнего любимчика и шалуна-говоруна на личность вполне приземлённую, сочувствующую, желающую помочь…

Обеденная трапеза, организованная для гостя – одного из хозяев дома и прилегающей территории вместе с баобабами, озером и горными отрогами – напоминала «Тайное вечерие», где я высвечивался в роли Иуды, уже получившего свои тридцать серебренников. Я даже почувствовал себя неловко. Во мне что-то засвербело внутри, захотелось узнать подробности из жизни семейства Гамильтонов, да и о Раконерах не мешало бы у Боба спросить. Или у Мадлен. Но её нет рядом со мной, а Бобу, по-видимому, категорически запрещено удовлетворять моё любопытство. И он всё время увиливает от ответов на вопросы, или «глушит» моё, не всегда настойчивое, любопытство. А в данный момент вообще не контролирует меня. Шурин Филипп всё дольше и дольше задерживает внимание Боба. Словно тот получил задание наблюдать за новым объектом, и моя персона ему уже не интересна.