Алексей Захаров - Ганцлер-13

Я подошел и взглянул через его плечо на яркую фотографию. Снимок был сделан сверху – искусно, с близкого расстояния. Над чайным сервизом, расставленным на дне живописного пруда, плавал розовый карп.

– Вопрос, конечно, избитый, но скажи все равно… Если бы у тебя был выбор – кем стать, – задумчиво, словно разговаривал сам с собой, произнес друг, – я имею в виду, человеком или кем-то еще… из животных… Ну вроде бы тебе, за некие немыслимые заслуги, дали возможность подобного выбора. Ты бы кем предпочел народиться? Желать быть человеком, уже раз побывав в этой шкуре, на мой взгляд, неумно…

Я решил не вступать с ним в мировоззренческий спор, отстаивая избранность человеческого обличья. Если вдуматься, какой-то резон в его словах был.

– Не знаю, – ответил я, коротко поразмыслив. – Честно сказать, я никогда не думал об этом. Возможно, я бы хотел быть перелетной птицей… Может быть, игуаной. Морской игуаной, – уточнил я.

– Почему игуаной? – он оторвал взгляд от страницы журнала и вопросительно в меня вперился. – То, что птицей, еще можно понять. Далекие страны, всегда только тепло, впечатления и возможность парить над землей. Красиво, романтично, возвышенно… Но игуаной? Они ж безобразные! Ты хочешь быть безобразным?

– Я думаю, мы для них тоже не пример красоты. Просто мне нравится, как эта тварь относится к жизни, – я сорвал с горлышка пластик и принялся вкручивать штопор. – Глубокомысленное созерцание мира на пустынном морском берегу, вдали от людской суеты и драк за кусок пирога. Меня бы такое устроило.

– А, вот оно что… А я хотел бы стать рыбкой в аквариуме. Плаваешь себе без тревог и забот. Мир, ограниченный стеклянными стенами, прост и понятен.

– И иллюзорен… В каком-то смысле мы и так аквариумные рыбки, – предположил я и плеснул вино по стаканам.

– Возможно… – он глубоко затянулся и, приблизившись к столику, стряхнул сигарету.

Я протянул вино. Мы опустились в кресла и какое-то время безмолвно сидели. Грели в ладонях стаканы. Иногда делали небольшие глотки и прислушивались к окружающим звукам.

Вскоре мы стали различать доносившиеся из-за стены приглушенные женские вскрики: кто-то в смежной квартире занимался любовью. Вскрики то совсем пропадали, то нарастали, становились отчетливей, а порой затихали, превращаясь в чуть приметные монотонные стоны.

Минут десять мы слушали звуки любви. Я подлил в стаканы и закурил. Неожиданно за стеной все смолкло без намека на финал и возможное продолжение. Я многозначительно поглядел на товарища. Тот сидел неподвижно и словно не замечал, что я смотрю на него.

Некоторое время мы безмолвно разглядывали стену перед собой, но там по-прежнему ничего не случалось.

– Странное дело, – протянул наконец друг, опустив руку, в которой держал стакан с недопитым вином, себе на колени. – Часто мы любим одних женщин, а трахать хотим других… Что это? Распущенность? Особенность вида?

– Мужчины полигамны, – откликнулся я.

– Насколько я знаю женщин, они тоже не очень-то целомудренны…

Я не стал возражать, тем более что был с ним согласен. Мы снова умолкли. По комнате плавали рваные ленты табачного дыма. Через минуту в открытую форточку влетел ночной мотылек и, ошалев от яркого освещения, стал истерично метаться под потолком, рядом с люстрой. За стеной по-прежнему царило безмолвие.

– Женщины… – тихо произнес друг, закинув ногу на ногу. – Да… странные существа… Сколько мы ни пытаемся их понять, у нас ни черта не выходит. Иногда тебе кажется, что ты понимаешь их, и достаточно хорошо, но потом вдруг случается что-то такое, что заставляет тебя усомниться и прийти к заключению – ничего ты не знаешь о женщинах. А все твое понимание – сплошная иллюзия и самообман. Мы их любим и ненавидим, нам хочется доверять им, и в то же время мы их опасаемся. Женщины – другие вселенные… Они и пугают, и одновременно влекут нас к себе. Они и губят, и дают силы жить…

Я глотнул из стакана, ничего не сказав, и вспомнил свой личный опыт. Еще подумал о китайском символе, изображающем взаимное перетекание двух энергий: Инь и Ян. Женское и мужское. Отрицательное и положительное. Древнеегипетское Ба-Ка 1 1 Ба-Ка – у древних египтян две основные энергии, присутствующие в проявленном мире. . Одно находится в другом, которое, в свою очередь, содержится в первом. Если дальше погружаться в размышления, голова пойдет кругом. У меня не было желания заниматься этим теперь, в два часа ночи. Я отпил вино и подержал во рту, ощущая, как оно медленно проникает в кровь.

Мы сидели и изучали пустую стену напротив. Точно безликий экран в кинотеатре за несколько минут до начала сеанса.

– Как у тебя с ними? – поинтересовался друг.

– С кем? – в первую секунду не сообразил я.

– Ну с кем, с кем, с женщинами, – поморщившись от моей бестолковости, пояснил он и переставил стакан с подлокотника на журнальный столик.

– Не знаю, как у меня с ними. Нормально… Живем параллельно друг другу.

– Ты когда в последний раз с кем-нибудь спал? – он лениво вытянул сигарету из пачки и прикурил. Потом уточнил: – Я имею в виду, когда в последний раз занимался сексом.

Я дернул плечами:

– Может, месяца два назад. Может, два с половиной… Нет, – сказал я, подумав, – два с половиной еще не прошло.

– Расскажи мне о ней, – попросил он.

Бабочка, наконец, утомилась и перестала биться об потолок. Она затихла и спряталась в углу, за трубой отопления.

– Что рассказать? – удивился я. – Как с нею спал?

– Да нет, – он опять сморщился, оторвал взгляд от стены и обобрал налет с сигареты о край фарфоровой пепельницы, – расскажи о ней . Конечно, если не против…

Нет, я был не против.

Я взглянул на книжный шкаф. За стеклом, поверх книг, лежала пустая деревянная рамка. Сам снимок я в конце мая запустил самолетиком в форточку. Чтобы напрасно не мучиться от навеваемых им воспоминаний.

Рассказать о ней?.. Что я мог о ней рассказать? То, что она была младше меня на семь лет, и мы встречались ровно два года. Что мне было с ней хорошо и ей со мной тоже. Ну, по крайней мере, так было в первые месяцы…

Она работала менеджером в крупной торговой компании и обожала вареники с вишней. Я дарил ей цветы и подарки, а она мне свои фотографии, на которых всегда выглядела отлично, была свежа и красива своей естественной, не рисованной красотой. Однажды подарила мне на день рождения кошку из белого плюша и написала письмо со словами любви… Весной мы ходили гулять в пробудившийся парк, ели мороженое и катались на каруселях. А летом я возил ее за город в лес. Там мы рвали цветы и ловили изворотливых ящериц… Когда же ей было плохо и одиноко в нашем большом странном мире, она всегда приходила ко мне, и я ей рассказывал сказки – успокаивал, как только мог. Мне было не трудно проявлять нежность и ласку… В постели я получал не совсем то, чего всякий раз ожидал, но не обращал на это внимания, потому что мне было с ней и так хорошо… После занятий любовью она засыпала, уткнувшись лицом в мою грудь. Я гладил ее длинные светлые волосы и дышал ее запахом. Еще… А еще она всегда делала обиженное лицо – как будто я смертельно ее оскорбил – если вдруг, забавы ради, заявлял, что она меня когда-нибудь бросит. По правде сказать, я просто дурачился, трепался впустую. Сам я в это не верил, потому что считал, что она действительно меня любит. Но потом она почему-то начала говорить, что мы похожи на старую семейную пару, что ей кажется, будто мы вместе уже сорок лет. Я не знал, что возразить. Я видел: ей нужен предлог. А этой весной она взяла и исчезла… Совсем. Просто перестала ко мне приходить и звонить, словно меня больше не было в мире… Я не пытался с нею связаться. Все и так было ясно. Мы расстались после сорока лет отношений. Хорошо хоть это случилось вот так. Хорошо, что на самом деле это были только два года. Было бы хуже, если бы сорок лет действительно растянулись на многие годы…