Ирина Антипина - Чужие письма. Истории о любви, подслушанные на скамейке

– Какая любовь? – смеясь, повторяла Наташка. – Удовлетворение половой потребности, исключительно здоровья ради. Нету этой любви, нету, и никогда не было.

Это у нее, может, и не было, а я любила Вадима. Любила по-настоящему… Боготворила… И его, и его голос… Жить без него не могла… А он, наплевав на нашу десятилетнюю лав стори, совершенно спокойно и почти без объяснений ушел от меня к молоденькой избалованной дочери новоявленного газового магната…

– Привет, подруга! – прощебетала вошедшая соседка. – Чего дверь нараспашку? Кого ждешь? – И, учуяв приторный запах Маришкиных духов, добавила. – Моя свиристель заходила? Опять, наверно, институт прогуливает. Вот безалаберная девка! Ну вся в меня…

Я рассмеялась сквозь слезы. Простая она, Наташка, хорошая. Не предаст, не подведет. Поможет. Она как раз из тех баб, кто и в избу горящую войдет, и коня остановит на скаку. Настоящая.

– Так, – продолжала соседка, шаря под кроватью в поисках тапочек, – в больницу ты не поехала, лошадиной мазью сегодня не натиралась, врача из поликлиники не вызывала… Тогда вставай… Здорова… И хватит по Вадиму сохнуть.

Наташка помогла мне подняться. Боль, и вправду, отпустила. И спину я разогнула, даже смогла до кухни докостылять, чай заварить.

– Тебе, подруга, нужно что-то в жизни менять, – поучала меня соседка. – Например, как говорят французы, купить новую шляпку… Или мужика нового завести… Роман закрутить, чтобы всем чертям тошно стало… А знаешь что, – Наташка слегка запнулась, – давай-ка отправим тебя за границу… На воды.

– Зачем на воды, – удивилась я, – у меня же не печень болит, а спина.

– Да это я так, прикалываюсь. Отдохнуть тебе нужно…. От мужа своего несостоявшегося… Подлечиться… Может, в санаторий поедешь? Куда-нибудь недалеко. Я бы тебя навещала.

Мы стали придирчиво перебирать подмосковные санатории. И чтобы действительно недалеко было, и чтобы номер одноместный, и лечение нормальное, да и контингент приличный.

– Знаешь что, – глаз у Наташки загорелся, – поезжай-ка в Архангельское. Найдешь там себе отставничка моложавого… Генерала… Враз забудешь своего Вадима.

– Ага, дожидаются меня там генералы… Спину бы подлечить…

Но Наталья была настроена решительно, и вот я уже медленно бреду по ухоженным дорожкам старинного Юсуповского парка. Спина почти не болит, и я радуюсь весеннему солнышку и легкому ветерку, гомону птиц и первым, липким еще листочкам каштанов и кленов. Да, Архангельское недаром называют русским Версалем. На крутом, высоком берегу Москвы-реки вольготно раскинулся великолепный архитектурный ансамбль с липовыми аллеями, умело подстриженными газонами, парковыми скульптурами. В голове промелькнуло:

Пока я вспоминала забытые строчки, мне навстречу из заросшей Аполлоновой рощи вышла немолодая уже, но, судя по всему, счастливая семейная пара. Высокий стройный мужчина трогательно поддерживал за локоток свою спутницу, грузную седую женщину. Они, мило улыбаясь друг другу, тихо переговаривались, изредка поглядывая на небольшую толпу, оживленно беседующую возле стеклянного бювета в ожидании своей порции кислородного коктейля и стаканчика теплой минеральной воды. Надо сказать, довольно противной. С трудом влив в себя этот «живительный напиток», я не спеша отправилась на обед.

Огромная светлая столовая была наполовину пуста.

– «Не сезон», – проронила диетсестра, указывая на мое место возле большого, завешенного легкой шторкой окна, где я и в самом деле оказалась за столом рядом с бывшим генералом. Этот замшелый отставник весь заезд мучил нас рассказами о своих болезнях и постоянно брюзжал, вспоминая «ненавязчивый» советский сервис.

Пара, которая еще перед обедом привлекла мое внимание, оказалась за соседним столиком, наискосок, и мне хорошо были видны и посеребренные виски моложавого, не старого еще мужчины, его красиво очерченный рот, и большие, удивительно ясные глаза. И ел он как-то красиво, неторопливо и обстоятельно, будто выполнял нужную и полезную работу. Наблюдать за ним было одно удовольствие. Мой Вадим, вечно куда-то спешащий, проглатывал свой обед на ходу, не различая ни вкуса, ни запаха.

На третий день моего пребывания в Архангельском я вдруг стала замечать, что, собираясь в столовую, особенно тщательно «навожу красоту»: аккуратно подкрашиваю ресницы, тщательно причесываюсь и даже, чего раньше за мной не водилось, старательно подбираю одежду к завтраку, обеду и ужину. А вот объект моего внимания, хотя на входе в столовую и висело грозное объявление: «В спортивных костюмах вход строго воспрещен», всегда появлялся в ослепительно белом, тщательно выглаженном спортивном костюме. И костюм этот смотрелся на нем изысканным вечерним туалетом: смокингом или фраком.

Супруга «моего генерала» (так я окрестила высокого стройного незнакомца), так же, как и я, переодевалась и меняла прическу по нескольку раз в день. Утром ее небрежно подобранные седые волосы стягивала забавная резинка с зайчиком, в обед голову немолодой женщины украшал скромный маленький пучочек, а вечером почти восковое лицо с сеточкой мимических морщин обрамляли локоны распущенных по плечам волос. Чем пристальнее я вглядывалась в «генерала» и его супругу, тем беспокойнее и тревожнее мне становилось. Что-то неуловимое в облике мужчины, непонятное и смутно-знакомое не давало покоя, заставляло меня подолгу исподтишка наблюдать за ним.

Как-то после ужина, на котором мой незнакомец появился почему-то без жены, я столкнулось с ним возле клуба нос к носу и, опешив от неожиданности, выпалила:

– А вы почему один? Такой хороший концерт заявлен. Говорят, совершенно замечательные молодые артисты приехали.

– Внук не вовремя заболел, а дочери в командировку срочно понадобилось, – проворчал «генерал», – вот супруга в няньки и подалась.

Он посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, а потом, улыбнувшись чему-то, вымолвил:

– Может, составите компанию? Не люблю одиночества.

– С удовольствием, – промямлила я, зардевшись.

Мы сидели в полупустом зале санаторного клуба и слушали удивительные голоса молодых талантливых певцов. Весь концерт я тихо проплакала, вспоминая нашу с Вадимом жизнь, его бархатный голос, сильные руки и скверный характер. Как я целых десять лет могла мириться с его хамством и самовлюбленностью, почему позволяла унижать себя, понять до сих пор не могу.

Георгий, так, оказывается, звали моего неожиданного спутника, искоса поглядывал на меня и сочувственно улыбался.

– На вас так музыка действует? – спросил он шепотом, а потом вдруг взял мою руку и поцеловал ее, едва касаясь теплыми, сухими губами. – Не печальтесь, все у вас будет хорошо.