Руслан Кардашов - Психушка 10. Побег

Никто со мною не поздоровался, кроме одного парня, который лежал с моей кроватью на постели, и белая подушка была под его головою. Короткая прическа черного цвета, футболка белая на нем и шорты до колен серые под названием иностранным каким-то, что я даже не мог выговорить, когда он мне про них рассказал через пару дней, если я был в теплых штанах спортивных.

– Здарова, а тебя как зовут?! – резким движением поднялся он со своей кровати, и она заскрипела.

Моя кровать воняла, и провисла моя задница почти до пола, что я чувствовал себя неудобно после машины, словно я был в гамаке, и мне осталось еще задуматься, как мне быть с этим глупым лечением в этой психушке.

– Меня зовут Рустам! А тебя как? – ответил на вопрос я парню, который горбатился, делая из себя грозного подростка с короткой шеей и большим животом плотным, которому было на вид 23 года.

– Я Женя, мне приятно было поесть твоих конфет. Скажи, а ты надолго сюда приехал лечиться? Вот мама из библиотеки, в которой она работает, много лет сказала мне, что я должен часто приезжать в эту больницу лечиться! В армии я не служил, а ты в таких тапках пришел, на них красный крест вышит с короной. Ты в Красном Кресте работаешь? – Лицо молодого парня было немного вытянутым вперед с подбородком, его зубы при разговоре белыми не были, а глаза были коричневыми с черными густыми бровями и коротким носом, словно он раньше занимался боксом и его ему сломали на переносице. Взгляд его был разным, добрым и грустным, он смотрел на меня и в мои глаза часто. Когда человек смотрит в глаза, это по нему видно, что он готов к серьезному разговору и ждет внимания со стороны противоположного человека, с котором общаться начал. Я задумался на миг, и мужик в углу на вид 45-ти лет, с желтым и загорелым внешним видом и лицом, на котором шрам виден был на лбу длиной в несколько сантиметров, мне ответил:

– Сейчас тебе постель принесут, Рустам, там вещи в шкаф любой свободный положи и ложись отдыхать, не слушай Женька, он всегда будет тебе задавать вопросы! Меня зовут Серега, я здесь часто иногда приезжаю, лечусь от водки. Если проблемы у тебя в палате будут, мне дай намек и я постараюсь тебе помочь! – Его хриплый, немного с кашлем голос меня насторожил, что я не мог понять, на что он мне намекает.

– Да, я сейчас разложу постель, которую мне принесут, матрас кто-то вот намочил мочой, но ничего плохого, меня он устроит. Мой голос меня пытался унизить перед этими двумя личностями, с которыми я познакомился за несколько минут в палате, и мне показалось, что нельзя оскорблять больных в такой больнице, что они психи и убогие, нас всех могут такими сделать, если захотят, – отжать жилье, работу, кредиты, оплачиваемые в процентах, поднять еще выше ради штрафов, чтобы отнять то, что нажито годами ради сладких нескольких лет, когда человек немного украсил свою жизнь кредитом частного банка или взял ипотеку и лишился через пять лет здоровья и работы. Все это я только должен был узнать и представить за 29 дней моего пребывания в больнице и лечения от странного диагноза, про который все в отделении молчали и не говорили, а потом я убежал из нее, когда с меня потребовали 25 000 рублей за больничный лист и хороший, честный диагноз заключения в больнице серьезной на всю область под порядковым номером 10. Но это я забежал слишком далеко, а сейчас вернусь в эти минуты на свою кровать, в палату общего назначения или режима. На потолке, который был побелен краской белой, похожей на известь гашеную, растресканный из мелких трещин, но цементом зашпаклеванный. Несколько лампочек, висящих на одной люстре, имеющих три лампы из короткого и круглого стекла, вечером, наверное, сильно будут яркими, подумал я. В углу на кровати мужик в темной, сильно синего цвета футболке, на лице много морщин, которые не от старости, а от болезней, наверное, связанных с пьянством и печенью, меня сильно напугали душевно. Встал я и нагнулся взять свой пакет, который небольшой мне мать передала белого цвета, с некоторыми продуктами, которые можно поесть на первое время, чтобы дождаться столовой на утро следующее, в которую я еще не знал, как идти, и видно у меня только приключения будут появляться в этом отделении, подумал я. Пройдя в тапках коричневого цвета к небольшой тумбочке, я протянул свою руку и открыл дверь маленькой тумбочки за маленькую ручку, которая была небольшая, и мне она сильно не нравилась, что все в палате лежат по расписанию и нельзя выходить в коридор из палаты, за которой наблюдают не только медсестры, но и дежурная медсестра в кабинете стеклянном. Больница, похожая на милицейскую исправительную колонию общего лечения от душевного расстройства, которое может быть написано в казенном учреждении, в котором на весь город одно находится, с выдачами справок и заключений, которые нельзя опровергнуть без поддержки адвокатов в суде Ленинского и Советского районов. Вспоминаю, как я еще стою на учете в военном комиссариате не в одном районе, в котором живу, а в двух сразу, таких как Ленинский и Советский, в звании лейтенанта запаса, или имея военный билет один на два района. Мне не нравится, как легко можно любого человека сломать, если он гордый и есть кредит немалый, раньше садили при коммунизме в дурку за политику, сейчас местные отдельные господа города садят из-за кредитов и высказываний критики в адрес бывших друзей из госакадемии, в которой я учился.

– А в этой тумбочке кто еще держит свои продукты? – спросил я у Сереги, который закурил сигарету, похожую на папиросу, рядом с банкой небольшой из стекла, которая перед ним стояла на его тумбочке с книжкой небольшой, которая была с названием странного романа о любви. Мне странно подумать, если ночью мой пакет утащит из тумбочки этот Женек, подумал я.

– Да никто, ты положил, пускай лежит! Никто не будет у тебя его воровать. На полу же ты не будешь его держать, вдруг туда Женя написяет! – ответил, согнувшись, худой Серега, держа себя за живот, и его синие спортивные штаны сильно были старые, с лампасами белыми в несколько полосок.

Наверное, он был хулиган по молодости, подумал я и посмотрел на другого больного, старого деда с седой головой, на которой были волосы. Дед лежал на спине, и его руки были привязаны к кровати металлической резиновыми ремнями, похожими на завязки, которыми связывают больных буйных в больнице с душевными расстройствами. Одеяло в виде простыни накрыто на нем было, а подушка с наволочкой белого цвета была уже давно вытертой, что некоторые места, наверное, были испачканы продуктами, которыми его кормили в палате медсестра и уборщица, которую иногда просили медсестры. Самое странное, что этот парень встал и спросил у меня, говоря:

– Ты Женьку еще конфет дай! Че у тебя еще в пакете есть поесть сладкого? – спросил парень, не ложась на свою кровать, и сидя смотрел на меня пристальным взглядом, когда я на него обратил внимание.