Саша Кругосветов - Клетка

Из открытых, несмотря на плохую погоду, окон со всех сторон выглядывали люди: мужчины в растянутых выцветших футболках или в мятых рубашках не первой свежести, неопрятные и несимпатичные женщины с растрепанными головами – все кричали, что-то советовали – то ли юному водителю, то ли инструктору. Играли в карты и домино, многие курили, в их числе было немало женщин.

В полуподвальных помещениях что-то ремонтировали, кто-то стирал белье. На лавочках сидели старухи и мамаши с детьми. Жизнь била ключом – все говорили, что-то обсуждали. Чей-то женский голос со двора вдалбливал кому-то через открытое окно второго этажа: «Ваньк, присмотри за дитем. Если что с ребенком случится, привяжу одну ногу к водосточной трубе, другую – к грузовику, порву как цыпленка». Из одного окна неслись звуки: «Я коней напою, я куплет допою…», из противоположного – еще громче: «Йеллоу субмарин».

«Выходной, потому и в карты режутся, все дома, что им еще делать? – подумал КГ. – Удивительно, что не видно никого с пивом и водкой. Наверное, внутри квартир прячутся, режимное учреждение все-таки. Не исключено, что это общежитие квартирного типа. Вокруг двора проходит длинный коридор. С двух сторон крошечные квартирки без кухни, ванной и туалета. Общее пользование – по одному у каждого флигеля».

КГ хорошо знал такие дома – общежития для семей военных – на Артиллерийской улице и на Литейном проспекте. Тут до него дошло: «Что они вообще все здесь делают, как коммуналки уживаются с высокоточными цехами по производству ракет? Как этот сброд сюда попадает? По пропускам, наверное. Почему это все? Да еще какие-то дознаватели. Наверное, есть еще и следователи, и судьи. Компот какой-то. Может, такая изощренная форма легендирования основной деятельности предприятия? Почему это все так неряшливо и бесстыдно?»

«Коммунизм неизбежен», – мелькнула в голове игривая мысль.

Пробило девять. Где здесь часы? КГ внезапно успокоился, девять часов – он на месте. Вопреки своему обыкновению, КГ не торопясь осматривал двор, внимательно приглядываясь к окружающим, стараясь осознать и запомнить все детали происходящего.

На деревянном ящике из-под водки сидел человек с расстегнутыми рубашкой и брюками, читал «Ленинградскую правду». Неожиданно он отвлекся от чтения, уперся взглядом в КГ и, скривив губы, сказал, тыкая черным ногтем пальца в газету:

– Правда. Это все правда. Ты хоть понимаешь это? Вряд ли… Что ты вообще понимаешь?

Между двумя флигелями натягивали веревку. На ней уже висели выстиранные розовые и голубые женские нижние штаны с начесом. Несколько человек руководило процессом, почему-то осторожно оглядываясь на КГ.

Полураздетая худая девица навалилась на тугую ручку водяной колонки и, пока с шумом наполнялось оббитое эмалированное ведро, не сводила с КГ глаз.

«Что за организация такая? Суд, следствие… Они здесь работают и здесь же живут. Птицу видно по полету. Срамота одна. Так, где эта контора? Вывесок не видно. Напротив самая большая дверь. Двустворчатая. Очень высокая. Напоминает ворота. Сюда, наверное, раньше экипажи въезжали. Еще три двери, но поменьше. Скорее всего, сюда, в главную. Нет, какое все-таки свинство! Не сказали во сколько, не объяснили, где этот кабинет. Какое неуважение, невнимание! Мол, будьте довольны, что мы вас вообще не пригласили ночью. Да я и не пошел бы ночью.

Не те времена нынче. Если бы у меня был выбор: ночью к следователю или к моей Кларочке – что бы я выбрал? Двух мнений быть не может. Нет, я им скажу об их недостойном и пренебрежительном поведении твердо, настойчиво и недвусмысленно. Они должны понимать, что с такими людьми, как я, нельзя обращаться абы как. И чтобы это больше не повторялось. Вы меня поняли? – так я им и скажу. И, пожалуйста, предъявите ваши полномочия».

КГ протиснулся в щель огромной, тяжеленной двери, ему открылась узенькая лестница, совершенно не соответствующая помпезному входу. Возможно, эту кривоватую лестницу пристроили в более поздние времена, когда здесь уже не было ни лошадей, ни карет.

Нет, он выбрал этот вход не случайно. Как там говорил Димон? Закон непременно придет туда, где есть преступление или где есть подозреваемый. Что бы это значило? Арестованный, подозреваемый в преступлении… Закон и преступление притягивают друг друга. Так устроена вселенная. Значит, случайно зайдя в эту парадную, он непременно найдет искомый кабинет дознавателя.

На первом этаже никого не было. Сверху по ступенькам скатился мячик. Толпа мальчишек с криками промчалась мимо Бориса. Двое застряли у его ног и, хватаясь грязными руками за брюки, стали прятаться друг от друга. КГ хотел оторвать их от себя, но боялся, что может сделать им больно и они закричат. Ему совсем не хотелось привлекать к себе чье-либо внимание. Следующий раз надо бы взять с собой конфеты. Бросил бы горсть карамелек вниз, они и убежали бы за ничтожной подачкой.

Второй этаж. Здесь все и начинается. Дверь с лестницы вела в коридор, убегающий в дымную, мутную даль. Как он и предполагал, по обеим сторонам – множество дверей. Все двери открыты. Почти все. За ними – крошечные комнаты. Взад и вперед бегали дети. Во многих комнатах на кроватях лежали полураздетые люди – кто-то болел, кто-то просто валялся, одна женщина положила подушку прямо на пол у порога своей двери. В других комнатах сидели за столом. Курили, ели картошку с селедкой и луком, ели яичницу с макаронами.

Пробежала стайка озабоченных девочек-подростков. Борис посмотрел на группу сзади, в этом слабоосвещенном коридоре ему показалось, что на хулиганистых девчонках ничего не было, кроме коротеньких фартучков. Глядя на круглые попки и голенькие трогательные плечики – или просто обтянутые тонким трикотажем телесного цвета, разве разберешь в этом мглистом полумраке? – КГ почувствовал, что ему совсем не хочется спрашивать у окружающих, где находится кабинет дознавателя. Может, кстати, его правильней называть кабинетом следователя.

Борис дошел до общей кухни, там был пар, чад и что-то стряпали. «Как спросить? Надо спросить о ком-то, связанном с законом. У мадам Гаулейтер племянник – лейтенант КГБ. Его зовут, кажется… Редько его фамилия. Буду узнавать, где можно найти лейтенанта Редько».

Он зашел на кухню и, вместо того, чтобы задать вопрос о лейтенанте Редько, спросил о совсем другом:

– Извините, вы не скажете, как далеко идет этот коридор? Мне говорили, что надо идти до самого конца.

Из кухонного чада выскочило огромное красное распаренное женское лицо и произнесло, отдуваясь:

– Коридор идет вдоль Салтыкова-Щедрина, потом поворачивает направо, потом налево вдоль Манежного переулка, потом опять направо, идет вдоль улицы Восстания, доходит до Невского, а там по Невскому, Лиговке и до Обводного канала. Дальше не знаю. Никогда туда не ходила. Да и вам не советую. Впрочем, я вижу, вы, как все, кто с галстуком ходит, себе на уме. Что вам слушать меня, простую необразованную бабу? Делайте, что считаете нужным.