Ольга Силина - Прибежище

– Дешевле поблизости не найдешь, – сказал он, кажется, догадываясь также и о скромных финансовых возможностях постоялицы. – А в другом районе и искать незачем, там сплошное хулиганье живет… Это у нас тут цивильный район… Интеллигенты, можно сказать!

При слове «хулиганье» она немного встрепенулась. Хулиганье – это ей знакомо.

– Хорошо, – решилась она. – Сколько это будет стоить? У меня действительно немного денег…

5

Володя немилосердно выкорчевывал сорняки. Их и правда скопилось столько, что он даже ощутил укол совести, что не заметил этого раньше.

Хорошо еще, что уколы совести не оставляют следов, иначе он был бы уже весь в гематомах, как наркоман. С ранних лет мать успешно втолковала ему, что то, что она пьет – результат стечения обстоятельств: его отец, гад, оставил ее, за дом и продукты платить было нечем, да еще и его, Володю, отобрали у нее за алкоголизм и определили в приют, когда ему было двенадцать лет.

Это он и сам прекрасно помнил – лучше, чем хотелось бы. И до сих пор иногда спрашивал себя, правильно ли он поступил, вернувшись к ней в родной город в восемнадцать лет. Но с другой стороны, куда он мог деваться? Это было даже не вопросом совести, а вопросом любви и жалости. Разбить ей сердце после стольких мучительных для нее лет, не вернувшись из приюта, а написав письмо, что уезжает жить в другой город – да, на такое был способен только законченный гад, по его мнению.

И теперь он уже никуда не уедет.

Он выпрямился и вытер пот со лба, тяжело дыша – под эти воспоминания и размышления сорняки стали у него выдергиваться с чрезмерным усердием.

Что она сама сейчас делает?.. Наверное, припала к «эликсиру», как она называет это пойло. Он кинул взгляд на кухонное окно – и точно, вон, видно, как блестит на солнце рюмка… У нее есть любимая рюмка, и он даже не удивился бы, наверное, если бы узнал, что она с этой рюмкой беседует, когда остается в одиночестве. Он давно научился с относительным терпением относиться к ее алкоголизму, потому что ничего изменить в этом не получалось. У него была хорошая школа терпения в отношениях с ней.

Снова погрузившись в горькие воспоминания, он не заметил, как заросли сорной травы вскоре прекратили свое существование и, когда понял, что работать больше не над чем, с некоторым удивлением уставился на кучу сена под ногами. Последние пятнадцать минут он только выполнял, как заведенный, это нехитрое действие – задумался о жизни, видите ли…

Что ж, если надо еще о ней подумать, то здесь, в этом заросшем диком саду, полно работы.

– Ого, привет! – раздалось приветствие с улицы. Кто бы это ни был, вряд ли он сам будет очень рад его видеть, потому что на этой улице живет только прошлое, навязчивое и саркастично-мрачное по характеру.

Он повернулся и в самом деле увидел за калиткой любопытное лицо своего старого знакомого – одноклассника и соседа Мишки, высокого и худого, курчавого парня, не расстающегося с кожаной курткой даже в тридцатиградусную жару. Когда он приходил к матери, то обязательно встречал кого-то из бывших одноклассников. Они к нему терпимо относились, так же как он к ним, но все же оставалось это неприятное чувство: эти люди видели его в разных неприятных и постыдных ситуациях, устроенных его матерью. То она встречает его у школы в пьяном виде, выкрикивая всякие приходящие на ум глупости его одноклассникам, то отводит в сторонку девочку, которая ему нравится, чтобы нашептать ей на ухо что-то пошлое «о мужчинах»… Все эти ситуации – считать и не пересчитать, они вмиг разворачиваются в памяти, как неприятный и постыдный калейдоскоп.

Глядя на него, одноклассники в первую очередь вспоминают те дни… Он это знает, а они знают, что он знает – вот такое молчаливое взаимопонимание получается, как у людей, вместе переживших нечто особенное, незабываемое.

– Привет, – ответил он слегка растерянно, думая об этом специфическом взаимопонимании.

– Что, садоводом заделался? – спросил Мишка, глядя на раскиданное сено. Он сам не помнил, когда последний раз убирался в собственном саду, но, увидев, как это делает другой человек, невольно воодушевился, поскольку в компании был готов даже немного поработать: – Тебе помочь?

– Нет, мать просто попросила тут сорняки убрать. Я уже закончил. А ты откуда, и как вообще дела? – он не представлял, как сейчас живет его бывший одноклассник и друг, и его это действительно заинтересовало.

– Иду из магазина. А дела особо никак, – ответил Мишка. – Как они могут быть… Кое-как живу, и ладно.

– Звучит невесело, – заметил Владимир, вглядываясь в него.

– Ну, может, – тот пожал плечами. – А я не жалуюсь, чего жаловаться.

Только Мишка так мог – сказать много слов, и не сказать ничего по сути о себе и своей жизни. Ни чем он занимается, ни чем он живет, какими идеями и мыслями – ничего… Беда была в том, что никаких идей и мыслей и в помине не было, и жизнь его после школы состояла в распитии разных сортов пива и увлечении различными компьютерными играми. Володе было немного жаль его – но если всех так живущих в этом городе жалеть, то пришлось бы, наверное, ночами не спать.

– Ну, а у тебя как? – спросил Мишка.

– У меня все так же, как в последние годы, – он тоже пожал плечами. – Занимаюсь с детишками, ездим по больницам. Недавно ставили спектакль в областной больнице, слышал, может? Назывался «Приключения в пижаме»…

– Нет, что ты! Я же не ребенок и не инвалид. Но если лягу в больницу, обязательно посмотрю, – Мишка хмыкнул, представляя себе это. – Зайдешь ко мне, выпьем пива? Я тебе покажу свою новую игровую приставку, – с некоторой, хоть и слабой, надеждой предложил он.

Звучало это так, будто им все еще по двенадцать лет – у Володи даже появилось мимолетное ощущение, будто он совершил путешествие во времени.

Он покачал головой:

– Извини, но я не пью.

– Да ладно! – Мишка посмотрел на него, почувствовав себя уязвленным этим открытием – что кто-то в этом городе способен сознательно не пить. – Почему? На мать насмотрелся?

Серые глаза Володи на краткий миг стали серьезными и прохладными.

– Да, на нее. Да и после того, как понял, что сам невыносимо хочу на чем-нибудь сторчаться.

Мишка долго смотрел на него, словно пытаясь разобраться, какие именно чувства вызывает у него этот откровенный ответ, да так и не пришел к определенному выводу. Он вообще не привык думать о том, какие чувства у него вызывает то или иное событие. Поэтому он решил просто отчалить.

– Ну ладно, – неуверенно произнес он. – Бывай. Я пошел.

Махнув ему на прощание, Володя перевел взгляд на дикий и запущенный материнский сад. Немного постояв с рассеянным видом, опершись на грабли, он наконец стал собирать ими выдернутую траву.