Алексей Козлов - Чернилами добра и зла

Между «Вкл.» и предрассветным «Выкл.»
Ночь любви и стихотворных строчек.
Выключатель к этому привык,
Лампочка горит ему и хочет.

Переменен между ними ток,
Но коса рифмовки постоянна.
Крюк на потолке торчит, высок,
А под ним – Серёга окаянный.

Если связки сухие в горле
Топот града впитали губкой,
Из раскатов грозы над городом —
Гроздьев грома сдоили звуки,

Если связки в пустыне будней,
Словно в праздник расплёсков шторма,
Овладели бельканто трудностью
И завыли сиреной, вторя

Гулу воен и стону боен,
Плачу капель на дне колодца,
Значит, голос природой скроен, и
Слышать соло толпе придётся,

Ненавидя за резкость тона,
Колдовать, насылая порчу,
И топтаться за микрофонами
С усилением пошлых корчей.

В дни мычания нужен голос
Человечить молчанья полость,
Голос – веку отлитый колокол,
Что тревожен, пожарен, колок.

Летит струя шампанского, как бес,
Шипя от злости, зная – недолёт,
А души долетают до небес,
Гудками отвечая на «Алё!»

Граница между знанием и всем,
Во что мы верим, не беря зонтов —
Барьер для тем отсутствия и тем
Присутствия за видимой чертой.

Догадки проверяя с рюкзаком
И заменяя гелием азот,
Ныряем, лезем выше облаков.
Бежит неуловимый горизонт

С открытых мест и прячется в лесу,
Где леший в кумовьях у лесника;
Они хлебают водку, словно суп,
И черти пляшут, и дрожит рука,

Извлекшая из банки скользкий груздь.
А горизонт настолько недалёк,
Что окружает линией, как грусть —
Пилота звездолёта над Землёй.

Мираж – и там, и здесь.
Но я люблю
Когда он округляется луной,
Когда высотный самолёт петлю
Лихим ковбоем вертит надо мной.

Это – город-музей
И его панорама.
Перехода подземность,
Одетая в мрамор,
Усыпальня рублей
В пирамидной гробнице
Из камней, как нолей
Чередой к единице.
Это город Петра
И Кремля подворотня,
Это город без права
Мосты называть.
А вороны, как чёрные сотни,
Всё кружат над Собором поротно,
Голубей ущемляя в правах.

Проклятие, губитель-кат,
Тебе не крикну: «Исполать!»
Ты – вор 3 3 В те времeна (XVII – XVIII века) словом «вор» называли изменника, предателя (прим. автора). святого родника,
И властный бес своих палат.

Срамных, как срамен Кремль-трактир,
Таскал на ассамблеи баб
Пётр Алексеич, бомбардир,
И пил до упаденья лба.

Ты создал армию и флот,
И власть, что свята и теперь —
Кулак, величия оплот,
Где может быть в святых и зверь.

Ещё одно из славных дел —
Та щель, что прорубил топор
В Европу, с завистью глядеть
И ненавидеть… до сих пор.

Босые лица у бояр,
Плезир шармана посреди…
Не вижу перемены я —
Аккаунт нынче да кредит.

И в челобитных тот же слог
Посадских якобы людей,
Что приказным есть подлость 4 4 Подлый – (устар.) принадлежавший по рождению к низшему, податному сословию, неродовитый (прим. автора). , зло

И отвлечение от дел.

Летят остатки на мослах
Людишкам, что с царём во лбах —
Им, не допущенным к столам,
Полуголодным, озябать.

В значеньях новых «воровство»
И «подлость» нынешним летам,
Но – тем же власти естеством.
Уж триста лет, а воз всё там.

Глаголю для всея Руси:
Иные годы или те,
А ты страдалицей висишь
Над перекрёстком на кресте.

Одарила силой выжить без рогов,
Не когтями, а зубастостью ума —
Приручить и приучить светить огонь
Так, чтоб глаз тебе не выколола тьма.

Но, назвав себя вершиной под венцом,
Мастурбируя на звёзды и кресты,
До протомы озверяешься.
Лицо
Сорок тысяч лет творила я, а ты…

Ты коленопреклонён не перед той,
Кто в мучениях из праха родила,
А у бронзы, что на площади пустой,
Где молчат без языков колокола.

И уже на четвереньках семенишь,
А ведь мял прямохождением века.
Память горькую на гордость заменил
Обезумевшим до глины для горшка.

Господь, давайте нынче – по душам.
Но перейду на «вы», и вам бы надо —
Не пили никогда на брудершафт
И не лобзались трижды по обряду.

Но вы вольны и тыкать, поносить —
Ведь я один, в кепчонке забубённой,
А вас не сосчитать на небеси,
Извечным страхом смерти порождённых.

И вам, тот смертный страх найдя везде,
Сопровождать его до божьей нивы —
Богам как копиям лепивших вас людей:
Жестоких, добрых, властных и ревнивых.

Пусть не всесилен я, не идеал,
Не вечен, и живу своими днями,
Но слов со временами не менял,
И сына не пошлю, чтоб изменял их.

Два клюва-стрелы на восток и на запад
У камня-истока, но кануло будто
Письмо с направлением в светлое «завтра».
В конверте пустом – беспросветное утро.