Николай Серый - Лесной старик. Роман

Он растерянно и с нервной запинкой пробормотал:

– Но всё-таки вы… пожалели мою сестру…

Алёна пожала плечами и тихо произнесла:

– Да, я пожалела её… И, хотя она была безмерно мне благодарна, но её коробила такая коллизия. Ваша сестра любила, когда все люди вокруг полностью зависят от неё. И было ей весьма нелегко принять мою милость. Галина перечила, спорила и неоднократно порывалась всю вину принять на себя. Но она всегда была болезненно брезгливой, и её в нашей затхлой тюрьме и на таёжной лагерной зоне перманентно тошнило бы до конвульсий и до рвоты. А там подобной галантерейности не терпят…

Алёна судорожно поморщилась, а затем грустно уточнила:

– На время следствия у меня отобрали подписку о невыезде. Следственный изолятор миновал меня. И я довольно часто навещала вашу сестру в онкологической клинике, вернее в роскошном хосписе. Но срок заключенья был у меня реальным. Хотя и с амнистией… У меня взяли всё… Но я не избалована… Нет, я – не чета вашей сестре! Она не опустилась бы до полной нищеты. И она всё-таки сумела быстро и колоссально разбогатеть, а я – нет…

И вдруг ему очень захотелось отпустить ей утешительные комплименты, и он бодро заявил:

– Мне кажется, что вы сейчас лукавите! Просто вы поздно появились на финансовом ристалище! И все заманчивые активы и фонды успели уже до вас и прикарманить, и приватизировать, и чисто по-шакальи расхитить. Но если бы вы, бедняжка, не опоздали, то всё наверняка сложилось бы иначе.

Она огорчённо усмехнулась и сказала:

– У меня просто не было такого завидного брата, который оказался у неё. Ведь элитарное родство очень многому способствует… Иначе, большинство её начинаний пошло бы насмарку… Ей не хватило бы денег на мзду…

Серов искренне удивился и молвил:

– Но я не имел отношенья к её делам и прожектам. Она никогда не обращалась ко мне с меркантильными просьбами. Она не домогалась моей протекции. Моя сестра, к сожаленью, всегда была вполне автономна.

Алёна по наитию хмуро и дерзко возразила ему:

– Вашей сестре было достаточно только вашего присутствия на сцене. А точнее: в нашем цирковом балагане… Галина тонко распускала слухи, что она действует по вашей доверенности. И, якобы, в ваших интересах… А в уголовно-финансовых кулуарах ваше грозное и мрачное имя было хорошо известно, и поэтому она почти не нуждалась в вашем непосредственном участии. Но если раньше ей было достаточно только косвенного намёка на ваш интерес в её делах, то далее уже требовалась ей грязная, низкая и даже совершенно непристойная клевета относительно вас… Наверное, в результате именно этих поклёпов, туфты и изветов и выперли вас в отставку до обидного рано,… Хотя официально вы, конечно, убрались в отставку совершенно добровольно… по причине вашей насущной нужды управлять своим бесподобным наследством…

И они разом пытливо и пристально посмотрели друг на друга. И внезапно у них обоих появилось ощущенье, что теперь они способны друг друга полностью постичь. И как только они почувствовали это, им сразу захотелось исповедальной и полной искренности наедине. Но они не пытались понять, почему такие чувства вдруг случились у них…

А ей просто захотелось бросить, наконец, всю эту финансовую «лабуду» или «лажу». Ведь Алёна теперь именно такими жаргонными словечками обзывала в своих мыслях финансовые афёры и махинации, хотя прежде сопричастие её к биржевым, депозитарным и банковским операциям казалась ей несомненным доказательством её элитарности. А честолюбивая Алёна ещё с раннего детства мечтала оказаться в сонме аристократов…

Она родилась в уважаемой медицинской семье из областного центра. Её мать была известным врачом-онкологом, а отец, будучи популярным психиатром и кандидатом наук, широко прославился тем, что мастерски лечил алкоголизм с помощью гипнотического кодированья. К медицинскому поприщу готовили и Алёну… Но девушка внезапно пожелала стать бухгалтером и экономистом. Она с отличием закончила экономический факультет в московском университете, а заодно и престижные бухгалтерские курсы с подробным и практическим изученьем компьютерных учётных программ…

И вдруг Алёне подумалось о том, что ей нужно теперь окончательно признать своё жизненное пораженье и поскорее вернуться к родителям, которые имеют удобную четырёхкомнатную квартиру и лесную приозёрную дачу. А в областном центре с крупной промышленностью Алёна вполне могла рассчитывать на доходную должность, поскольку была весьма квалифицированным специалистом. Но ей показалось, что для её гордых и успешных родителей окажется чрезвычайно оскорбительным и обидным её бесславное возвращенье домой совершенно нищей, да ещё и с уголовно-тюремным прошлым, и она впервые прикинула свои шансы на супружество с Серовым…

И внезапно отставной генерал показался ей достаточно приемлемым супругом… Но бессознательным наитием Алёна ощущала, что он – по своей профессиональной привычке матёрого контрразведчика – не потерпит от жены никаких психологических загадок и жгучих душевных тайн. Он, как мудрый, хотя и бывший шпион, не допустит даже малейшей неопределённости и легко различит самое искусное притворство и любую двусмысленность!.. И, значит, с генералом нужно быть предельно откровенной… И Алёна почувствовала необоримое влеченье к исповедальной искренности…

А у Серова стремленье к исповеди было порождено внезапным ощущеньем безмерного одиночества. А затем его одиночество побудило к искусительным раздумьям:

«А почему бы мне сейчас не исповедаться ей, ежели вдруг мне захотелось этого? Чем я рискую? Только тем, что я буду смешон… Ну, и ради Бога… Ведь почти каждого человека подвергают насмешкам за его спиной… А моя родная сестра столь позорно и гадко меня оболгала, что мне стесняться уже, в общем, нечего… А возможность в любое время позволить себе абсолютную, неисчерпаемую искренность – это редчайшая… и даже почти эксклюзивная роскошь… Римские сенаторы из патрициев позволяли себе полную и бесстыдную откровенность даже перед целой оравой плебеев или рабов… А теперь передо мной всего лишь одна неприкаянная женщина, которую вовеки никто не кинется искать, если она пропадёт…»

И он проговорил путано, серьёзно и грустно:

– Странно, но мне почему-то совсем не хочется вам лгать. А моя репутация командира и батального аналитика требует, чтобы я объяснился с вами относительно пересудов об инцесте… о кровосмесительстве… Да и вам, наверное, будет очень любопытно узнать, на чём основаны все эти облыжные сплетни, осрамившие меня перед начальством…

Он умолк и выжидательно посмотрел на её лицо, и она, отрицательно и нервно покачав головой, сказала: